Цикл «Аратта»

Летним вечером все окна в покоях царевны Аюны в Лазурном дворце были распахнуты настежь. Как только солнце ушло за крыши, из сада по мраморному полу протянулись длинные синие тени, и все цветы начали пахнуть еще сильнее. Джаяли, старшая сестра царевны, вздохнула, радуясь прилетевшему из сада ветерку, и сделала знак служанке, чтобы та налила ей еще освежающего напитка.

Сестры сидели за накрытым столом, лакомились сладостями и отдыхали за беседой от утомительного и важного дела — обсуждения приданого. Повсюду в покоях стояли распахнутые сундуки, а их содержимое было расстелено и развешано где только возможно. Руководить этим почти ритуальным действом должна была мать невесты, но та давно уже покинула мир, и из старших родственниц у Аюны осталась только сестра Джаяли. Когда-то такая же тонкая и порывистая, как и младшая, она с годами пополнела благодаря спокойствию и довольству, обретенному в счастливом браке с вельможей-арием. Она с улыбкой любовалась сестрой, которой две служанки заплетали великолепные волосы цвета меда в длинную и сложную, почти до колен, косу в двенадцать прядей.

— Понимаю, что во время обручения ты его толком не разглядела, — говорила Джаяли. — Это обычное дело. Да в сущности, ничего и не потеряла.

Аюна, вытянув перед собой руку, задумчиво рассматривала тяжелый золотой браслет в виде обвивающей руку змеи. Другой такой же оттягивал второе ее запястье. Браслеты были грубоватые, дикарского с виду литья. Царевне было немного неловко носить их при дворе.

— Рассказывай, Джаяли. Ты обещала спросить у мужа о Шираме.

— Ну-у, кое-что я разузнала, — протянула Джаяли, обмахиваясь веером из пышных перьев. — Твой саарсан весьма богат… Для накха, конечно.

— Богатый накх. — Аюна пренебрежительно фыркнула. — Смешно.

— Не скажи! У него огромная крепость в Накхаране, дворец в столице…

— Видела я тот дворец: две каменные стены углом и ни одного окна, даже ворот нет. По воздуху они туда попадают, что ли? Что еще, сестрица?

— У него шесть жен. — Джаяли покосилась на сестру с лукавым видом. — Достанет ли у него на тебя времени и сил?

Аюна беспечно махнула рукой:

— Да хоть двенадцать, мне-то что?

— Ах, Айя, ты так самоуверенна! Говорят, накхи держат своих жен в строгости, запирают на женской половине и запрещают выходить из дома даже в сопровождении слуг…

Царевна расхохоталась:

— Ха-ха! Запирают? Запрещают? Какие страшные слова!

— Так что жены?

— Да пусть себе живут в своем Накхаране. — Аюна бросила на сестру нарочито недоумевающий взгляд. — Или ты полагаешь, Ширам увезет меня туда?

— А разве нет?

— Конечно нет. Мой нареченный уже лет как семь служит в столице и на родину не собирается. Да и что бы ему там делать? Проводить впустую дни в горной крепости на краю земли?

Царевна с безразличным видом отпила ароматного напитка, поданного расторопной служанкой. Где-то слышалась перекличка стражников. Из сада волнами накатывало благоухание ночных цветов.

— Ты меня утешила, — вновь заговорила Джаяли. — Очень было бы грустно расстаться с тобой и увидеть, как тебя запирают, словно в темнице, или отправляют пасти коз, — уж не знаю, чем там занимаются накхини в горах… А про погребальные обряды накхов ты, разумеется, слышала?

— Я смотрю, ты немало разузнала про их обычаи!

— Конечно, милая, я же о тебе забочусь! Так вот — когда погибает знатный накх, соратники отрубают ему голову и привозят сей мрачный дар его семье. После чего разводят большой костер, и безутешная супруга бросается в пламя с головой мужа в руках…

— Но это же просто древние легенды, — недоверчиво ответила Аюна. — У нас тоже рассказывают, как преданные супруги вместе уходили в вечное пламя Исвархи, но то было во времена богов!

— У накхов это никакие не легенды, милая сестричка. Когда твой суженый вернется из похода, порасспроси его о смерти матери.

— На что ты намекаешь?

— Я не намекаю, а прямо говорю — она покончила с собой, как и положено супруге погибшего главы рода.

Царевна, хмурясь, глядела на сестру.

— Да, я слыхала, что мать Ширама ненадолго пережила его отца… Но я думала, она умерла от горя… И разве тот не исчез бесследно в морских волнах?

— И что с того? На костер возложили его меч, и вдова взошла туда же с именем супруга на устах.

Аюна призадумалась.

— Я не верю! Но даже если так, она разве не могла отказаться?

— Отказаться? — Сестра усмехнулась. — Айя, это великая честь! Причем не только честь, но и долг. Если жена саарсана не последует за умершим мужем, то дух великого воина обратится в злобного дива. И из незримого защитника Накхарана станет его проклятием.

— Какой ужасный долг! — пробормотала Аюна, осмыслив слова сестры.

— Вот-вот. И твой Ширам при этом наверняка присутствовал. Спроси-ка его при встрече, каков наиболее достойный удел для вдовы накха?

— Но я-то буду не первой женой! Ты сама сказала, что их шесть!

— Зато ты будешь самой знатной — а значит, самой главной. Так что подумай об этом, когда тебе в следующий раз подадут жареное мясо…

— Какая ты злая! — с досадой воскликнула царевна.

— Наоборот, я пытаюсь открыть тебе глаза, — проворковала Джаяли.