Цикл «Аратта»

Данхар спрыгнул с коня, обернулся к своим воинам и приказал:

— Ждите здесь!

Ярость переполняла его и требовала выхода. Не разбирая дороги, он зашагал в лес, кусая губы от злости. День начался неплохо, но продолжился хуже некуда, а уж окончание его и вовсе грозило гибелью.

"Как же я так оплошал?! Привык, что накхи слушаются беспрекословно… И утратил бдительность! Дочь Гауранга хитра, нельзя было оставлять ее с моими воинами…"

Маханвир представил утраченную крепостицу, и ему захотелось завыть с тоски. Но куда еще было девать проклятую Маргу? Она пришла сама, и все видели это. "Она сестра саарсана — прирезать ее прямо в воротах было невозможно…"

Трухлявый древесный ствол, укрытый густым плащом белесого мха, подвернулся ему под ноги, заставив споткнуться. У Данхара потемнело в глазах от ненависти. Сейчас он видел перед собой не обломок поваленной бурей сосны, а усмехающееся лицо накхини.

— Вот тебе! — прошипел он, с размаху опуская плеть. — Вот, получай! Вот так! Что, не нравится?!

Он бил и бил, покуда не устала рука. Когда остановился, тяжело дыша, от ствола осталась лишь куча сырых щепок.

"Все, все! Пора взять себя в руки. Что сделано, то сделано. Теперь надо решать, как поступить дальше. Погони, скорее всего, ждать не стоит. Невесть что соединяет Маргу с этим жрецом, но сейчас она ринется обыскивать болото. Иначе с чего бы девчонке спрашивать, где он? Здесь какая-то хитрая игра… Почему сын Аршалая вдруг решил изображать царевича? Неужели его и впрямь с этим сюда послали? Почему Аршалай не предупредил меня?!"

Данхара вновь начала душить злоба, и он поудобнее ухватил плеть.

"Но теперь сынок остался жив. Куда он сперва пойдет — к Марге в крепость или сразу побежит к отцу, жаловаться на злых накхов? Скорее всего, побежит сразу — ведь о захвате крепости он не знает. А значит, его нужно перехватить. Он не должен встретиться с отцом… Но что дальше?"

Данхар скривился. Ему вспомнился румяный, веселый Аршалай, который всегда так радовался его приездам и старался сделать их приятнее. Аршалай с его вечной шутливой болтовней, скрывающей изощренный холодный ум и сердце, не ведающее сострадания. Жена наместника в доверительной беседе как-то сказала Данхару, что ее муж никого на свете не любит. О нет, одного человека дорогой друг просто обожал — себя. И ради этой единственной любви был готов на все…

"Как бы теперь не пришлось избавляться и от самого наместника!"

Маханвир задумался, чувствуя, как темная ярость отступает, сменяясь ледяной готовностью. Так бывало всякий раз, когда он находил источник бед, который предстояло выкорчевать.

"В любом случае первое, что следует сделать, — поймать Аршалаево отродье и расправиться с ним. Перехватить его на подъезде к Майхору… А там поедем к Аршалаю — и поглядим…"

* * *

Марга встретила Хасту и его спутников в распахнутых воротах.

— Я знала, Данхару не удастся тебя утопить! — торжествующе воскликнула она, обнимая жреца за плечи и стискивая его так, что бедолага ощутил себя бочкой, на которую надели обруч. — Давай рассказывай, как тебе удалось выбраться из трясины.

— Мне б помыться, — прохрипел Хаста.

— Я прикажу, тебе сейчас нагреют воды, — кивнула накхини. — Я знаю, ты не любишь холодные омовения.

— Благодарю тебя, доблестная Марга…

— Ерунда.

Лицо девушки вдруг стало задумчивым.

— Я хочу поговорить с тобой о важном деле, — сказала она, отводя жреца в сторону.

Хаста насторожился:

— Что еще за дело?

— Ничего такого, с чем бы ты не мог легко справиться. Думаю, пока ты будешь купаться, ты с ним уже покончишь.

— Я не понимаю тебя.

— Что тут непонятного? Ты должен будешь сочинить песнь.

— Песнь?!

— Ну да. Воспевающую мои подвиги, а также славные деяния моих девчонок. Последнее особенно важно. Сегодня у них великий день. После заката я устраиваю праздник Заплетания воинской косы… — Она чуть помедлила. — По крайней мере для одной из них.

— Ах вот оно что…

— Так что, сам понимаешь, нужна будет достойная песнь. Мы прошли боевой путь от границ Накхарана до этой лесной крепости, отвоеванной у изменника. А я чувствую себя словно бьярка, которая все это время сидела дома и крутила прялку!

— Крутят не прялку, а веретено…

— Не придирайся. Ты понял, что я имела в виду. Если никто не воспевает мои подвиги, значит их все равно что не было!

Хаста вздохнул:

— Но я не умею сочинять хвалебные песни…

— Как так? — искренне удивилась Марга. — Вы, жрецы, только и делаете, что распеваете в своих храмах. Значит, и ты умеешь. Просто не хочешь. Это нечестно! Ведь богами так заведено в мире: простолюдины кормят воинов, а жрецы воспевают их подвиги, чтобы слава смелых оставалась в веках!

— Гм… А я-то, неразумный, всегда полагал, что высшее предначертание жрецов — петь хвалу богам, землепашцев — кормить, а воинов — охранять…

— Оставь жреческие мечтания и подумай лучше о той песни, которую нынче сочинишь. Тем более это ведь и твоя слава. Кому, как не тебе, найти верные слова? Стало быть, я жду.

Марга повернулась и собралась было уходить, оставив застывшего столбом Хасту посреди двора.