Цикл правления

— А разве похоже? Кажется, меня отравила та пищащая тварь — с того момента как мы с ними подрались, мне становиться все хуже и хуже… Лучше помоги мне встать, чем попусту тратить время на разговоры.

Молодой гном протянул ему руку, после чего, придерживая за талию, осмотрелся вокруг. Если раньше они шли по хорошо выдолбленным коридорам, то этот отличался от них своей грубостью и какой-то поспешностью в создании. Здесь было еще довольно светло, хотя "мох" отчего-то боязливо примостился только в начале коридора, а дальше постепенно исчезал. Дрог повернул голову к Орфусу и тихо произнес:

— Ты можешь вернуться… Рычаг, заставляющий освободиться из заточения порошок вечного льда, находиться вон под тем изгибом стены…

Парень, не дослушав до конца, отрицательно качнул головой.

— Я вас не оставлю… Я пообещал… пойдемте.

Путь до следующего зала казался длиннее, чем все путешествие вместе взятое. Дрог иногда впадал забытье, вновь называл Орфуса Грогом и рассказывал о том, как он рад его видеть и что теперь все будет так, как хочет внук. И все же всему приходит конец, ничто не вечно… Наконец они попали в огромное квадратное помещение, стены которого были отполированы до такой степени, что могли бы спокойно посоревноваться с зеркалами. В каждом из углов располагалась колонна в форме руки, ладонью поддерживающей потолок. От их основания к центру сходились красные как кровь полосы. Они создавали на полу правильный круг, из которого с приходом гномов стали подниматься сизые струйки дыма. Дрог закашлялся и, дико посмотрев на Орфуса, прокричал:

— Убегай!

Паренек удивленно заморгал, не зная, что делать.

— Грог, я приказываю тебе — убегай! Прошу тебя, хоть в этот раз сделай так, как я приказываю.

— Но… — в душу Орфуса вползал противный для всей его сущности страх, страх за Дрога, который, видимо, совсем лишился ума. Едва он успел ответить, из круга вырвался столб пламени. Он начал постепенно оформляться в странное громадное существо. Пол под ногами задрожал, затем стал медленно плавиться, превращаясь в каменное болото. Старик тихо произнес:

— Поздно… как всегда поздно. Пророчество сбылось — Зуурхах — Демон огня пробудился ото сна.

21 Глава Атака

Мир духов, деревня Смирение.

* * *

Вечер незаметно окутал обитателей этого мира своим мягким одеялом. На мгновение в деревне, расположенной около замка, установилась тишина, но затем все вновь пришло в движение: собаки начали выть на едва различимые в кровавом небе луны, женщины звать испуганных детишек домой, а солдаты патрулировать улицы. Если бы не они и не пустые проемы некоторых домов да черные обугленные стены развалин на окраине поселка, то можно было подумать, что ничего необычного и ужасающего здесь не происходило. Видимо так думала и юная пара в одном из еще жилых зданий. Если бы кто-нибудь любопытный заглянул в освещенное окно, то он бы увидел довольно большую комнату, стены которой были украшены самоткаными гобеленами. В центре помещения стоял небольшой стол, украшенный уже повядшими цветами, рядам пара стульев с низкими спинками, а у камина кресло-качалка. Как раз на нем, как на троне, гордо восседала девушка. У ее ног на одном колене стоял худощавый, немного бледный юноша. На его остреньком, как у белки, лице можно было прочесть мольбу, а на лице девушки — холодность и даже некую отрешенность. Она то и дело поправляла выбивающуюся из прически темно-русую прядь волос, не отрывая взгляда своих безразличных голубых глаз от пляшущего в камине огня. Парень нервно пригладил белоснежные волосы и взял собеседницу за аристократически узкую ладонь. Она, высвободив ее, отрицательно качнула головой, лишь мимолетно посмотрев на преклоненную перед ней, как перед богиней, стройную фигуру. Блики пламени играли на ее столь же бледном, узком лице, создавая впечатление, что она, подобно смерти, решила погрузить душу бедного влюбленного во тьму. Сердце юноши сжималось от страстного желания что-то изменить, что-то сделать, чтобы заставить пылать страстью глаза создания, в которое он был безнадежно влюблен. Но что можно было сказать, что сделать? И эти муки были намного сильнее, чем боль от отказа. Парень медленно встал с колена и отвернулся, чтобы скрыть от собеседницы боль, вызванную ее ответом, затем закусил губу, чтобы не позволить слезе скатиться по щеке, и молча вышел на улицу. Вслед ему был слышен тягостный вздох и шепот: "Ах, глупый Генри".