Святогор лежал на земле, у опушки леса и смотрел в ночное небо. Ясное, чуть тронутое редкими облаками и усеянное звездами небо разрезала линия млечного пути. Мириады звезд сияли тысячами цветов, а рядом с млечным путем сильно выделялось одно большое и размытое пятно. Некоторые звезды мерцали и переливались радугой, другие двигались, становясь то ярче, то тусклее. Святогор закрыл глаза и вслушался. Он слышал звуки леса и его обитателей. Он слышал звуки воды, травы и людей. Святогор даже слышал звуки неба и звуки, что приходили из ниоткуда. Эти непонятные звуки приходили, словно бы отовсюду и Святогор как будто ощущал их кожей. Подул ветер и Святогор ощутил невероятную гамму запахов. В этой гамме присутствовали нотки живительной сырости, душистой растительности, терпкой земли и древесины, крепкий аромат старых домов. Запахи вызывали тактильные ощущения и Святогор погружался в мир чувств. Крепкие запахи вызывали ощущения крахмала на руках, резкие запахи походили на жжение снега, а мягкие напоминали прикосновение воды. Но в эту фантастическую гамму чувств вмещался один запах, вызвавший у Святогора боль как от ножа. Мерзкий, тошнотворно-сладковатый запах резал, словно писклявый голос в хорошо поставленной пьесе. Святогор, возмущенный и встревоженный, открыл глаза и сел. Запах шел со стороны поселка и вынуждал узнать причину его столь вульгарного появления. Святогор встал и направился к источнику этого зловония. Поселок уже спал и лишь часовые стояли на постах, вооруженные кто луками, кто арбалетами. Часовые разговаривали на тему «чего бы пожрать?» и запаха совсем не ощущали, а дозор несли по принципу: увидел – кричи. Один из часовых, еще совсем пацан, со словами: «Я в толчок», ушел в сторону леса. Для часовых ночь была глухой, но для Святогора весь поселок был как на ладони. Пройдя мимо часовых, не вызвав у них и тени беспокойства, он направился к источнику этой гнусной вони. Чем ближе был источник, тем омерзительнее становился этот странно знакомый запах. Когда Святогор дошел до одного из крайних домов на юге поселка, он прямо-таки увидел, как этот дом светится, но то был не свет, а удушающая вонь! Святогор вошел внутрь, и, пройдя в спальню, увидел. На кровати лежало тело или вернее то, что от него осталось. Тело словно, до костей, обглодали крысы, а все нутро начисто было выжрано. В помещении было открыто окно и дул легкий ночной бриз, но этот бриз не освежал стоявшую вонь. Святогор выскочил на улицу и, добегая до часовых, переполошил всех своим внезапным появлением.
– Мать твою Иисусе в окорок! – выругался бородатый часовой. – Леха! Совсем охренел?!
– Там тела, в доме! – строгим, но спокойным голосом произнес Святогор.
– Что? Какие тела? – не понимая спросил бородач.
– В доме! Тела! Мертвые! – с надрывом и тяжестью в голосе произнес Святогор.
Бородач удивился. Он явно не понимал Святогора.
– Мы тут весь вечер сидим, никого и тишина полная! Так что ты Леша, завязывай давай, а то твой эликсирчик молодости тебе в голову, походу, ударил, – бородач заржал.
Вслед за бородачом заржали и другие часовые.
– Я тебе сейчас в голову ударю этим элексирчиком! – недовольно произнес Святогор. – У вас людей прямо под носом жрут, а вы тут ржете!
Все прекратили смеяться. В воцарившейся тишине раздался крик. Со стороны, со спущенными штанами и диким ужасом на лице, крича и выкрикивая: «Там! Там! Там!», бежал, путаясь в штанах, молодой часовой. Бородач озабоченно вперился взглядом в бегущего парня и после того, как тот выкрикнул: «Оно там! Тварь там!», витиевато выругавшись, засвистел в свисток, поднимая тревогу.