– Что ж, уважаемый Мехмед, теперь порядок действий, который я вам предлагаю и который станет залогом вашего личного будущего и способом сохранить для истории вашу государственность. Итак, сегодня же, до подписания Акта о капитуляции, вы официально провозглашаете восстановление своей власти, возлагаете ответственность за участие в войне на стороне Центральных держав и за позор военного поражения на клику изменников, ранее узурпировавших власть в Османской империи и державших вас фактически в качестве пленника. Сообщаете, что в условиях военной катастрофы и угрозы потери государственности вынуждены подписать Акт о безоговорочной капитуляции и, как халиф, обращаетесь к мусульманам с призывом прекратить сопротивление и принять волю Аллаха. Одновременно с этим вы отменяете джихад против стран Антанты. Кроме того, вы сегодня же официально признаете независимость Ромеи и включение Западной Армении в состав Российской империи. Также вы передаете мне титул императора Константинополя со всеми причитающимися ему титулами и регалиями. Завтра вы подписываете Акт о безоговорочной капитуляции, объявляете войну Центральным державам и провозглашаете джихад против них. Лишь при этих условиях мы сможем вести речь о сохранении вашего государства и освобождении лично вас от ответственности. По данному пункту у вас имеются возражения?
Мехмед помолчал, обдумывая сказанное мной. Затем тяжело вздохнул и уточнил:
– Я так понимаю, что иного варианта у меня нет?
Удивленно смотрю на него.
– Есть конечно. Можете ничего этого не делать и отправиться на виселицу, как военный преступник, а Османская империя вообще перестанет существовать, поскольку, как вы верно заметили в начале нашего разговора, падальщики уже собрались вокруг льва и лишь ждут сигнала к началу своего пиршества.
Мой собеседник криво усмехнулся.
– А вы опасный человек, уважаемый Михаил. Умеете найти весомые доводы. Ну, хорошо, Аллах свидетель, я сделал все, что мог. Согласен.
– Как вы понимаете, уважаемый Мехмед, этого всего мало, чтобы, во-первых, заслужить право не оказаться в стане проигравших, а во-вторых, для того, чтобы очиститься от рек крови, которые пролили при вашем согласии.
Султан сделал слабую попытку возразить.
– Но я не…
Не даю ему продолжить и заявляю:
– А вот это уже совершенно неважно, уважаемый Мехмед. Сейчас именно вы должны доказать цивилизованному миру свою невиновность и непричастность, а вовсе не мы должны доказывать вашу виновность. Обстоятельства против вас.
Убедившись, что возражений больше не имеется, продолжаю:
– Сегодня же вы объявляете о запрете политической партии «Единение и прогресс», как преступной организации, отдаете приказ об аресте всех причастных к государственному перевороту и всех виновных в убийствах и преследованиях ваших добрых подданных-христиан. Мы же официально приветствуем восстановление законности в Османской империи и возврат власти законному правителю – султану Османской империи и халифу правоверных Мехмеду V. Подчеркиваю: вы объявляете об арестах не как о требовании Антанты, а как о своем законном праве покарать изменников и отступников. Да?
Кивок.
– Посему военные преступники должны быть выданы международному суду. Разумеется, речь идет о самых одиозных личностях и о самых громких преступлениях. Приговоры остальным выносите сами. Нам нет никакого резона возиться с сотней тысяч ваших головорезов. Мои следователи проследят за суровостью выносимых вашими судами приговоров.
Мехмед пожевал губами и вновь кивнул, соглашаясь с этим требованием.
– Далее. Как я уже сказал, османская армия, полиция и прочие силы безопасности наполняются русскими советниками. Османская власть гарантирует пресечение любых попыток проникновения банд на территорию Ромеи и Армении. Помимо участия в военных действиях против войск Германии и Австро-Венгрии на Ближнем Востоке, Османская империя направляет на русский фронт экспедиционный корпус численностью не менее пятидесяти тысяч человек. Это для начала, как вы сами понимаете. У вас есть принципиальные возражения? Нет? Ну и прекрасно.
– Ваше императорское величество! Позвольте выразить вам глубочайшую признательность за высочайшую аудиенцию, которую вы мне предоставили! Дома Эфрусси и Ротшильд всегда испытывали к вашему величеству чувство глубочайшего почтения!
Сухо киваю.
– Да, баронесса, я помню. Как помнит и ее величество тот незабываемый вечер в Таранто.
Баронесса Беатриса Эфрусси де Ротшильд сожалеюще улыбнулась.
– В жизни даже самых великих домов случаются досадные недоразумения и прискорбные происшествия. Но великие дома потому и становятся великими, что умеют находить взаимоприемлемые компромиссы.
Это – да. Я вообще человек не злопамятный. Отомщу и забуду.
– Вы испрашивали аудиенцию, желая обсудить погоду в Таранто?
Моя собеседница была явно готова к тому, что придется отвечать на неудобные вопросы.