Братья шли разными путями. Некоторые работали по административной части. Другие становились ремесленниками. Многие участвовали в жизнеобеспечении аббатства в качестве фермеров. Избранные посвящали себя исключительно религии. Только треть избиралась рыцарями. Жоффруа должен был стать рыцарем в течение ближайших пяти лет, в зависимости от собственных успехов. Он уже завершил необходимое начальное обучение. До того как ему будет дозволено принести первую клятву верности, Жоффруа предстояли годы изучения Священного Писания. «Такой позор, — внезапно подумал сенешаль. — Жоффруа может утратить все, чего добился своим трудом».
— Сенешаль, как насчет Великого Завещания? Его возможно найти, как утверждает маршал?
— Это наше единственное спасение. Де Рокфор не обладает им, видимо, он думает, что мы знаем, где оно. А мы знаем?
— Магистр говорил о нем, — быстро сказал Жоффруа, словно жалея о своих словах.
Сенешаль ждал продолжения.
— Он сказал мне, что ближе всего к этой тайне подошел человек по имени Ларс Нелл. Он сказал, что Нелл шел по верному пути. — На бледном лице Жоффруа отразилось беспокойство.
Сенешаль и его магистр много раз говорили о Великом Завещании. Тамплиеры владели им до 1307 года, но во время чистки спрятали в неизвестном месте, чтобы до него не добрался Филипп IV, жаждавший завладеть богатствами и знанием тамплиеров. Незадолго до 13 октября Жак де Моле надежно укрыл все, чем владел орден. К несчастью, никаких записей, указывающих на местоположение тайника, не осталось, а чума со временем унесла жизни тех, кто что-то знал. Единственный ключ был в Хрониках от 4 июня 1307 года.
Сенешаль собирался продолжить расспросы, но ему помешали звуки шагов. Он повернулся и увидел, что в часовню вошли четыре рыцаря, которых он знал лично. Следом за ними появился де Рокфор, облаченный в белую мантию магистра.
— Плетем заговоры, сенешаль? — поинтересовался де Рокфор, довольно улыбаясь.
— Уже нет, — ответил сенешаль, удивляясь наличию охраны. — Тебе нужна публика?
— Они здесь из-за тебя. Хотя я надеюсь, что все можно сделать цивилизованно. Ты арестован.
— По какому обвинению? — полюбопытствовал сенешаль, не выказывая ни малейшего признака беспокойства.
— Нарушение данной тобой присяги.
— Ты намереваешься объяснить мне, в чем дело?
— На соответствующем собрании. Братья проводят тебя в твои покои, где ты проведешь ночь. Завтра я найду для тебя более подходящее помещение. Новому сенешалю понадобится эта комната.
— Как мило с твоей стороны.
— Еще бы. Но радуйся. Твоим домом следовало бы сделать камеру грешника.
Он знал о них. Металлические клетушки, в которых невозможно ни стоять, ни лежать. Только сидеть скрючившись. И мучения заключенного усиливались отсутствием еды и воды.
— Ты собираешься начать снова использовать камеры?
Он видел, что де Рокфора не обрадовал этот вопрос, но француз только улыбнулся. Этот монстр даже улыбался редко.
— Мои сторонники, в отличие от твоих, верны своим клятвам. У нас нет нужды в таких мерах.
— Я даже думаю, что ты в это веришь.
— Видишь ли, высокомерие — та самая причина, почему я выступил против тебя. Те из нас, кто приучен к дисциплине и преданности, никогда не станут говорить в такой неуважительной манере. Но люди вроде тебя, пришедшие из светского мира, считают высокомерие приемлемым.
— Требование лишить нашего магистра положенных ему почестей было проявлением уважения?
— Это была цена, которую он заплатил за
— Он был воспитан так же, как и ты.
— Что значит, что мы тоже можем ошибаться.
Он начал уставать от де Рокфора, поэтому собрался с силами и сказал:
— Я требую свое право на трибунал.
— Ты его получишь. А пока что будешь под арестом.
Де Рокфор сделал повелительный жест. Четверо рыцарей выступили вперед, и сенешаль решил сохранять достоинство, несмотря на то что был испуган.
В окружении стражи он направился к выходу из часовни, но на пороге задержался и обернулся, глянув на Жоффруа. Молодой человек молчал, пока они с де Рокфором пикировались. По всей видимости, новый магистр не обращал внимания на таких молодых братьев. Пройдет много лет, прежде чем Жоффруа сможет представлять для него опасность. Тем не менее сенешаль был изумлен.
На лице Жоффруа не было ни тени страха, стыда или опасения.
Только выражение твердой решимости.
ГЛАВА XXV