Циклогексан

Плотный дядька, шедший по тротуару мне навстречу, вдруг ни с того ни с сего метнулся в сторону. В ту же секунду оглушительно и мерзко запищали тормоза. Послышались звуки «пок-пок-пок», какие бывают, когда открывают шампанское, только не столь сочные. Стреляли из пыльного джипа, пользуясь глушителями, и стреляли по дядьке.

Любопытно, что я моментально сообразил, что к чему, не догадался только прилечь на тротуар. Растеряться я не растерялся – не имею такой привычки, – скорее, мне стало интересно. Дядька порскнул зайцем туда-сюда, не давая стрелкам как следует прицелиться, а потом начал таять. Вот так просто взял и начал. Я даже вздрогнул, когда его полупрозрачная, как в «Человеке-невидимке», фигура метнулась ко мне, и успел с негодованием подумать: вот ведь трус. Зря это он. Сейчас и я окажусь на линии огня…

И оказался. А далее события пошли-побежали совсем уж невероятной колеей. Я и не подозревал, что такая колея существует в природе.

И джип, и улица, и деревья по обочинам, и солнечные блики на газонной траве, потеряв вдруг четкость, начали таять. Как будто я смотрел на процесс проявления изображения на фотобумаге, пущенный задом наперед. Зато дядька, напротив, стал вполне вещественным. Он все еще бежал ко мне, растопырив руки, и явно хотел сграбастать меня в охапку. Зато меня такой поворот совершенно не устраивал, и я отпрянул, уворачиваясь от загребущих лап. Как раз во время этого движения джип растаял окончательно, а улица, дома, деревья и прохожие вновь обрели резкость и, я бы сказал, вещность.

Я обалдел. Это был не тот мир!

Иные дома, иные деревья. По улице неслись машины незнакомого вида, а прохожие были одеты странно. Какая-то тетка, облаченная в несусветно сиреневый балахон, обомлела, вскрикнула и сейчас же сердито залопотала на незнакомом языке. А дядька, попытавшийся было схватить меня за руку, сообразил, что быть пойманным, словно зверушка какая, я ни в коем случае не желаю. Тогда он проскрипел сквозь зубы:

– Бежим, дурень!

Сам же и подал пример, рванув куда-то за гаражи. Он хорошо бегал, и мне стоило труда не отстать. Спустя несколько секунд я задался вопросом: а то ли я делаю, что мне надо? Кто такой этот тип? Почему надо убегать? От кого? А главное, почему я держусь за ним в кильватер, а не улепетываю в произвольном направлении?

Соображалка для скользуна вещь необходимейшая, но инстинкт важнее. В данном случае инстинкт меня не подвел. Я не ушмыгнул вбок и не отстал.

За корявыми гаражами валялся мусор и пахло, сами понимаете, не фиалками. Здесь дядька остановился, тяжело дыша. Помотал головой и высипел:

– Скверно… Ох, как скверно…

Я промолчал – просто не знал, что сказать. А дядька щупал бок, расстегнув ветровку. В ней была дырка. Крови на рубашке я не заметил, но дядька морщился от боли и ощупывал себя очень бережно. Затем вновь соизволил обратить на меня внимание:

– Ну что стоишь столбом? Пошли.

– Куда?

– Куда угодно, только подальше отсюда. Скользнул я, понимаешь ли, неудачно… то есть мы скользнули неудачно. Пошли, пошли, нечего тут… Я этот мир знаю, аборигены в нем, понимаешь ли, шибко любопытные…

Следующие полчаса не хочу и вспоминать. С моей сегодняшней точки зрения, я вел себя как исключительный балбес. Хорошо уже то, что не принял дядьку за маньяка-насильника. Последовал за ним – еще лучше. Но вопросы задавал самые идиотские и вообще был готов запаниковать.

Но не запаниковал, чем и определил свою судьбу.

Продравшись сквозь какие-то заросли, мы одолели железнодорожную насыпь. Рельсы удивили меня формой, а колея была раза в полтора шире, чем полагается.

– Мир этот, понимаешь ли, сейсмический, – объяснял мне позднее Балыкин. – Трясет редко, но если тряхнет, так уж тряхнет… Строения видел?

Чего ж не увидеть. Обзор с насыпи был отменный. Вокруг, сколько хватал глаз, простирались кварталы приземистых, как фортификационные сооружения, зданий. Редкие «небоскребы» в шесть-восемь этажей выглядели особо монументальными – их стены имели наклон внутрь. Как бастионы. Боюсь даже загадывать, сколько баллов нужно такому дому, чтобы развалиться.

За кустами на противоположной стороне насыпи шла набитая тропинка. Людей поблизости не было никого, что устроило Балыкина как нельзя лучше.

– Вон те деревья видишь? Скользить будем оттуда.

Что значит «скользить»? С деревьев, что ли, скользить? А куда? И, главное, зачем? По пути к упомянутым деревьям я донял Балыкина вопросами. Сначала он отвечал, хотя и неохотно, на некоторые из них, а потом велел мне заткнуться. Он был мрачен, держался за бок, морщился, скалил зубы по-волчьи, и по всему было видно, что ему приходится терпеть боль. Похоже, он был ранен, но крови я по-прежнему не видел. Бронежилет?.. Не было на нем бронежилета. Стреляли пластиковой пулей из травматика? Но травматик – оружие самообороны. И зачем ему глушитель?