Циклон

Весной, еще перед выездом сюда, стоял как-то Колосовский на центральной улице города, а перед ним двигалась под громовые раскаты труб нескончаемая колонна новобранцев. Куда-то их вели. Пока пройдут, было приостановлено все уличное движение. Почти еще цивильной походкой, в еще цивильных патлатых чубах, ребята шагали задумчиво, сутулясь под тяжестью рюкзаков, в курточках да в свитерах, некоторые совсем еще подростки, кое-кто в очках. Юные граждане, дети города, они впервые оказались в строю, шли бесконечно, и, может, первым серьезным раздумьем были подернуты в это время их чистые, озабоченные лица. «Сыны, сыны!» — подумалось тогда ему, и почему-то защемила душа. Что-то их собрало, что-то их вело, и было это «что-то», конечно же, не только толстым оркестрантом, который широко шагал впереди и, выпячивая барабан, бил надменно и яростно в его гулкую, обтянутую кожей пустоту...

Возможно, теперь были те новобранцы на амфибиях, поднимались на вертолетах, брали первые уроки, которые давала им суровая армейская жизнь.

Светало, когда добрались до Подгайцев. Всюду пахло водой. Заврайфинотделом, который, оказывается, родом был отсюда, взяв на себя обязанности лоцмана, вывел махину амфибии прямо к сельсовету. Вокруг люди — на крышах, на деревьях, даже возле памятника павшим бойцам на возвышении пьедестала теснятся люди, обхватывают, обнимают гранит обелиска... Водой залита площадь, все строения стоят в воде, вода ревет в провалах окон. По селу всюду гвалт, крики.

Лукавец, поднявшись над люком, закричал из амфибии в мегафон:

— Товарищи население! Призываю к спокойствию. Говорит ваш участковый лейтенант милиции Лукавец... Мы прибыли с военными к вам на выручку, сейчас приступим к эвакуации. Снимем всех, но сначала объявляю правила: не толпиться, не лезть без очереди, не топтать ближних!.. Скот, имущество — в последнюю очередь! Спасаем человека, независимо от того, кто он и каков он! Одному вода по пояс, а другому по грудь, спасаем обоих, но сначала того, кому по грудь!

Далеко по селу над предрассветной звучностью вод эхо разносило мегафонный успокоительный манифест Лукавца.

Председатель сельсовета — усач, без шапки, — он, как и другие, тоже находился на крыше, — выступил вперед и предложил:

— Вы сначала проследуйте по селу, прогрохочите мотором, чтобы вас во всех концах услышали, чтобы у людей душа стала на место, пусть знают, что вы уже здесь, спасители наши!..

Командир, однако, решил по-своему: приказал немедленно снимать тех, кто облепил обелиск, — были там даже женщины с детьми, одна из них несмело подала голос:

— Тут дети махонькие...

Кусты да почти затопленная металлическая ограда мешали подвести амфибию к обелиску вплотную, пришлось остановиться невдалеке.

Солдаты мигом разделись до трусов и, уже стоя у самого борта, съежившиеся от холода, стали о чем-то перешептываться между собой: оказывается, решают, надевать ли спасательные пояса. Ведь комплектов ограниченное количество, на всех не хватит... Солдаты чувствовали себя словно пристыженно, что у них перед гражданскими такое преимущество. Солдат-якут, покосившись на Колосовского, обратился к командиру:

— Нам есть, а как же эти?

— Мне не нужно, я длинный, — успокоил его Колосовский и, не раздеваясь, соскользнул с борта в воду. Чуть не по грудь было острого, ледяного.

— Тогда и мы без поясов, — освобождаясь от неловкости, с облегчением сказал солдат. И мускулистые, натренированные спортом тела одно за другим врезались в воду.

Стали снимать людей. Одних брали, осторожно вели под руки в воде, а которые посмелее, сами бросались вброд к амфибии. Лукавец сверху подавал им руку, и они, скользя по железу, насквозь промокшие, оказывались на борту.

Рейс за рейсом вывозили людей в колхозный клуб, что стоял неподалеку, незатопленный, на возвышенности. Количество бетеэров увеличилось. Никогда не виданные в этих краях, будто живые, зеленопанцирные гиганты из каких-то палеозоев, сновали взад и вперед по взбаламученным водам, бороздили село вдоль и поперек. При появлении их кое-кто из старых людей в благодарной растерянности начинал креститься. Амфибисты каких-то других подразделений свозили людей из отдаленных хуторов, с подтопленных ферм; проплывая, они окликали местных, допытываясь, где тут есть власть, надобно ей пожаловаться: на некоторых фермах девчата наотрез отказываются оставлять скот. «Мы его, говорят, успокаиваем». Еще и насмехаются, шлепая с вилами по воде, разнося в ясли корм коровам...