Циклон

Роста хоть и невысокого, но крепость чувствовалась в приземистой ладной фигуре, с еще не утраченной выправкой, — не один год, вероятно, становился навытяжку в кадровой службе. Сапоги в болотной грязи, на голове кепочка с натянутым на лоб козырьком. Было что-то почти черствое в твердом и маленьком, с кулачок, лице. Глаза серые, пытливые, глубоко посаженные. Более всего он приковывал внимание этой цепкой придирчивой настороженностью взгляда, в котором было что-то тяжелое, малоприятное. «Но не детей же тебе с ним крестить?» — мысленно упрекнул себя Богдан. И что симпатии к нему не почувствовал — это тоже было сейчас не очень важно. Важным было, что перед тобой человек, которому ты можешь довериться. Присин брат, лейтенант-окруженец. Не было оскорбительным, что он рассматривает, изучает тебя, словно бы прицениваясь и взвешивая, чего ты стоишь. А что в нем есть эта настороженность, нечто даже похожее на скрытую подозрительность, так что ж тут удивительного? Эти качества теперь, в данных условиях, уже не порок, они становятся скорее достоинством человека... Зато потом — сразу на «ты».

— Так это ты и есть Колосовский... Слыхал о тебе от сестры, давала характеристику... Немецким владеешь?

— Немножко. В основном изучал французский, — и съязвил, улыбаясь: — Еще какие вас интересуют анкетные данные?

— Это уже мое дело. Нужно будет, спрошу.

Сели под кустами лозняка, Байдашный достал из кармана солдатскую масленку о двух горлышках, отвинтил крышечку, вынул из одного горлышка аккуратно перерезанную дольками для цигарок немецкую газету, из другого горлышка махорку вытряхнул себе и хлопцам. Закурили. Шамиль смотрел на лейтенанта повеселевшими глазами, ему, наверное, приятно было видеть перед собой Присиного брата, хотя Байдашный ничем словно бы и не походил на свою красавицу сестру. Разве, может, характером уравновешенным, прочностью духа. Сидит на корточках, жадно затягивается, сплевывает в песок. Докурил, затоптал окурок.

— У вас в совхозе будет создано ядро.

Сказал, как о чем-то решенном, будничном. Потом стал расспрашивать об остальных пленных. Придирчиво, в подробностях. Кто из какого рода войск, кто на что способен, на кого можно до конца положиться. Кое-что советовал. Кое от чего предостерегал.

— Поспешность нужна при ловле блох. Горячих мы будем охлаждать, — и почему-то сурово взглянул на Шамиля. — Малейший промах, и головы у всех у нас полетят. Люди разные...

Поскольку речь шла о бараке, о товарищах, Колосовскому показалось, что такие предостережения здесь даже излишни. Сказал:

— На наших можно положиться. Одно уже слово «пленный» — оно как пароль, тут измены не бойся. Кто способен был предать, тот сюда не попал.

Байдашный взглянул на Колосовского, подумал.

— Убедительно. Однако предосторожность и в нашем положении никогда не лишняя, потому что здесь все порой решает... случайный случай.

Он так и сказал «случайный случай», и Колосовский невольно подавил улыбку: стилист... Лейтенант, однако, заметил и это.

— Да, случайный случай, — повторил он твердо. — Из-за этого больше всего и бывает провалов. Осторожным, хитрым, коварным — таким здесь будь, такая здесь тактика. Без чистоплюйства: не с благородными имеешь дело, с подлецами. На все иди, лишь бы перехитрить... Потому что это оккупация, понял?

И уже с неподдельным убеждением, с чувством правоты, уверенно и четко объясняет, инструктирует, как нужно набирать людей, как будет осуществляться связь их ядра с ним, с Байдашным... Через сестру будет связь.

— Надежная. Трижды надежная, — со скрытой гордостью сказал он о сестре. И смуглое чернобровое лицо Шамиля от этих слов так и засветилось.

Начали советоваться, как и откуда будут добывать оружие. Нелегко это будет.

— Но на первый случай есть. — Байдашный достал из кармана, словно бы на зависть товарищам, облезлый лоснящийся пистолет ТТ. Подержал на ладони, щелкнул обоймой, после этого пистолет снова скользнул в карман— легко, как ткацкий челнок.

— Чтобы не ставить ваш барак под удар, операции будем осуществлять чаще всего на стороне. Враг, где бы ты его ни укокошил, — все равно враг, сумел — и одним гадом меньше. И еще: про трибунал. Необходимо создать вам свой полонянский трибунал... Беззакония не будет, но не будет и пощады. Сами, кого следует, будем приговаривать к смертной казни, сами будем и приводить приговор в исполнение. Истреблять и истреблять — такова наша тактика, вот и весь разговор.

«Человек-истребитель» —- так мысленно назвал его Богдан. И невольно почувствовал уважение. Доверие и уважение — это сейчас важнее симпатий. «Человек-истребитель» — вот чем он привлекает тебя, и за это ты его признаешь, и хотя в мирной жизни, быть может, и не стал бы с таким сближаться, идти на дружбу, но сейчас он твой сподвижник, товарищ во всем, что бы там ни случилось. Видно, злой, как шершень, властный до неприятности и, наверное, жестокий, безжалостный, но ведь Родине сейчас нужны такие и тебе тоже он нужен такой, а нравится или нет, это уже дело десятое.