Циклы "Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16

- Там, около звезды, было опаснее. Однако, не зря я затеял обход.

Инженер кивнул. Он знал, что все, что делается в соответствии с уставом, не может быть зря.

- Надо ремонтировать, - сказал он.

- Да, - согласился капитан, - конечно. Настрой ремонтных роботов. А вообще - не горит.

Рудик покосился на него. Они спустились, и инженер завинтил маховик люка.

- Заблокировать, что ли? - спросил он. - Неровен час, кто-нибудь залезет...

- Что им тут искать?

- Ну, ладно, - сказал инженер. - Куда теперь?

- Да по порядку. Что у нас - резервные линии?

- Они, - ответил инженер, пропуская капитана в лифт.

Вечером Карачаров пришел в сад первым. Истомин, откровенно говоря, этого не ожидал - на физика он вообще не очень рассчитывал. Карачаров был настроен мрачно. Когда собрались другие, он сказал:

- Ну, что же мы теперь станем делать? Ладно, давайте я займусь вашим опусом, где вы, как я понял, детально излагаете свои воззрения. Хотя, окровенно говоря, все былые эпохи для меня ничем не ценнее прошлогоднего снега: люди в те времена очень мало знали. Будь я еще историком науки... Но вы же, наверняка, не пишете ничего такого... А вы тем временем займитесь высшей математикой. Года через три-четыре, может быть, поймете меньшую половину вот этого! - Он вытащил из кармана пачку листков и швырнул их писателю так, что они разлетелись во все стороны. - Иначе несправедливо: вы злоупотребляете тем, что ваш язык примитивней и доступнее моего - где же равноправие?

- Нельзя так относиться к искусству, - пробормотал писатель. - Оно не может служить предметом торговли.

- А подите вы к черту с вашим искусством! - сказал Карачаров. - А с наукой можно так обращаться? Но назовите мне тут хоть одного человека, которого интересует наука, кто ударит хоть пальцем о палец ради нее. Ну ладно, ну, каюсь я человек негармоничный, не развит всесторонне и не могу подменить свое дело чем-то другим. - Он резко вытянул руку к Истомину. - Но ведь и вы такой же! Если вы любите женщину, то не женщину вообще, а именно эту, и если вы ее лишаетесь, то не можете заменить ее любой из полудюжины других, а если можете, то вы не знаете, что такое любовь, черт бы вас побрал! Вот вы написали роман, который, простите за откровенность, тут никому не нужен - потому что если кому-то захочется читать, то полно кристаллов, на которых записана громадная куча книг - и, кстати говоря, написанных куда лучше вашей...

- Да вы ее не читали! - сердито возразил писатель. - Откуда вам знать? А может быть...

- Нет, не может быть! Человек, живущий рядом со мной, не может быть великим писателем. Это только вы, литераторы, притворяетесь, будто так не думаете, а мы, все прочие, даже не притворяемся. И что такое - великий? Количественную, математически точную оценку ни одному произведению литературы дать нельзя, и значит, оценка эта всегда субъективна...

- Да ладно, отцепитесь от меня!

- А я и не прицепляюсь - на кой черт вы мне сдались с вашими тухлыми веками! Я просто говорю, что вы написали - ну ладно, значит, вы без этого не могли, так же, как я не мог не заняться своими проблемами. Но ведь это нам всем только кажется, это мы втираем себе очки, говоря о самовыражении, неодолимой потребности и прочем. На самом деле нам, ко всему, надо еще, чтобы все это дошло до людей. До людей! И не только до читателей или рядовых инженеров, но до профессионалов, свое место среди которых мы знаем и дорожим им, и о нем всячески заботимся. А раз этого нет... Ну, какая мне радость от того, что я выполнил, может быть, гениальную работу, если этого никто не поймет из десятка индивидуумов, делящих с нами сие приятное уединение? И какая вам радость от того, что вы написали, может быть, и не самый глупый в мировой литературе роман, если он навсегда останется вещью в себе? Или вы думаете, что стоит нам прочитать его - и мы сразу станем другими и действительно поймем, что нам делать в этой чертовой обстановке?

- Что делать - об этом же я и говорю! - в отчаянии воскликнул Истомин. Но физик внезапно увял.

- Ну, говорите, - пробормотал он. - Что касается меня, то я в эту игру больше не играю. Для меня остается, пожалуй, лишь одно.

- Что же?

Карачаров усмехнулся.

- Я почти строго обосновал, что мы вообще не существуем, и поэтому с нами ничего не происходит и произойти не может. Субъективный идеализм, как сказал бы философ,- - да еще подкрепленный квазинаучными гипотезами. Хотя - какой уж идеализм, если мы скоро начнем грызть глотки экипажу, а они нам... Да пускай, мне наплевать - мне так легче. Раз нас нет, то я могу еще раз переменить знак и считать все, что вижу во сне, реальностью, а это, - он кивнул куда-то в сторону, - кошмаром. Я научился видеть сны по заказу, этим и занимаюсь. - Он вытащил трубочку с таблетками, потряс ими. К счастью, наши синтезаторы могут изготовлять эти снадобья с такой же легкостью, как сливочный пломбир.

- Слушайте... - сказал Истомин. - Нельзя же так...