Циклы «Викинг», «Корсар», «Саксонец»

Я в ответ покачал головой.

– Жаль, – вздохнул Павел. – После того, что произошло сегодня, Гавино заляжет на дно. Второй раз так запросто взять его за бока мы уже не сумеем.

– А мне кажется, одна нить у нас все-таки есть. Гавино утверждает, что кто-то из его шайки сдернул с того самого священника некий ценный крест. Крест висел у него на шее, на золотой цепи. Может, со временем он и всплывет. Во всяком случае, ты мог бы расспросить о нем дельцов, с которыми водишь знакомства.

Отставной номенклатор посветлел лицом. Я заметил, что белки его глаз испещрены красными прожилками, а обвисшие мешочки под глазами придают ему сходство с определенными породами охотничьих собак.

– Нагрудные кресты высшего духовенства учитываются не менее тщательно, чем церемониальные ризы, хотя и другим ведомством, – пояснил он. – А на ношение выдаются аркариусом, главным казначеем. У моего человека я могу спросить, значится ли в сокровищнице пропавшим некий нагрудный крест и кому именно он выдавался.

Павел поднялся и, обойдя стол, положил ладонь мне на плечо.

– Зигвульф, друг мой. Ты уж прости меня за насмехательство над твоей нынешней трущобной эскападой. Но вот что я тебе скажу со всею серьезностью. Если вдруг Гавино с его шайкой вздумают тебя прикончить или же мысль от тебя избавиться придет каким-нибудь злоумышленникам, что стоят за заговором и знают о причине твоего приезда в Рим, то было бы благоразумней, если б ты оставил свое нынешнее обиталище и перебрался сюда, на эту виллу.

Глава 5

Кем бы ни был тот самый скриниарий на Латеранском холме, но запрошенные Павлом имена он разнюхал действительно быстро.

– Пасхалий и Кампул, – уже назавтра объявил мой друг. – В день нападения на Льва ни тот ни другой не получали из ризницы своих церемониальных одеяний. А между тем оба состояли в праздничном шествии – более того, в папском сопровождении.

– Они занимают при Папе какие-то важные должности? – спросил я. – Это, так сказать, верхушка?

Стоял прекрасный июльский день. В прозрачной синеве неба недвижно висело несколько невесомых, словно подбитых пухом, облачков. Мы вдвоем стояли в саду, куда мой друг вывел меня для ознакомления со своей коллекцией спасенных скульптур.

Он приостановился отколупнуть засохшую птичью пачкотню с мраморной фигуры женщины. Статуя была натуральных пропорций, хотя над шеей отсутствовала голова. Оставалось лишь гадать, было ли ее лицо столь же безупречно, как тело в скромной, ниспадающей складками столе[62], из которой проглядывала одна обнаженная рука.

– Самая что ни на есть макушка, – ответил Павел на мой вопрос. – Кампул значится при Папе сацелларием. То есть он распоряжается выплатами из папских сундуков. По сути, это папский казначей. Пасхалий, надо сказать, чином еще выше. Он примицерий – глава канцелярии. Начальник над всеми крючкотворами-нотариями.

– Ну а по какой причине, ты полагаешь, кто-то из них захотел бы с Папой посчитаться?

– Насчет Пасхалия ответ напрашивается сам собой. Он племянник Папы Адриана, так что в свое время были все основания полагать, что своего дядю на троне Святого Петра сменит именно он. Однако Лев его обошел, подкупив кого надо. Ну а если бы со Львом что-нибудь случилось, то права на папский престол, глядишь, вернулись бы в семейство.

– Похоже, что Пасхалий – ставленник аристократии.

– Несомненно.

– Ну а Кампул?

– Еще один человек из «своих», до мозга костей. Как и Папа, изначально состоял в числе палатинцев. Но ставку свою делал на Пасхалия. И был, судя по всему, крайне раздосадован, когда в итоге Его святейшеством стал Лев.

Я с улыбкой подмигнул моему другу:

– Теперь я понял, чего они лишились, удалив тебя с Латеранского холма. Судя по тому, как ты шевелишь паутину и буквально с ходу узнаешь, кто там в ней увяз.

Мою фривольность Павел проигнорировал.

– Ты забываешь о нагрудном кресте, сорванном с человека, чей дом затем обчистили, – сказал он. – Крест тот вернулся в сокровищницу спустя сутки после нападения на Льва. Аркарий от его исчезновения был сам не свой, но помалкивал, боясь скандала.

– Кто ж его вернул?

– То же самое лицо, которому он и был выдан для процессии: распорядитель папского двора.

Перед глазами тотчас возник образ: распухшее, в синяках лицо смиренно-робкого церковника за монастырским столом, во время моего пути в Рим.

– Ты имеешь в виду Альбина?! – воскликнул я изумленно. – Но он мне даже слова не проронил, что его дом был ограблен! И что в его доме могла делать аварская пряжка?

Бывший номенклатор холодно улыбнулся:

– Мне это тоже не вполне понятно. Быть может, Гавино все это наплел затем, чтобы сбить тебя с толку?

Он глянул мне куда-то поверх плеча и добавил:

– Можешь быть уверенным: этот негодяй или успел дать из Рима деру, или же спрятался, чтобы мы не смогли допросить его по новой, дабы проверить на искренность. Ну да ладно. У меня на этот счет есть иной, не совсем обычный ход.