Тон моего спутника был столь резок, что мне невольно подумалось, не вспоминает ли он сейчас ту оставившую его аварку. Может, именно с ней он рассчитывал строить очаг и дом? В течение нескольких минут единственно различимым звуком было постукивание конских копыт по утрамбованной земле. Взбиваемая ими пыль першила в ноздрях соломенным запахом сухих растоптанных стеблей.
Качнувшись в седле, я оглянулся на наш так называемый эскорт. Пара солдат держалась, по меньшей мере, в двадцати туазах позади нас, на безопасном расстоянии. Случись сейчас что-нибудь вроде нападения, эти двое, несомненно, задали бы стрекача.
– Что ты имеешь в виду? – миролюбиво спросил я, по мере сил поддерживая разговор с Беортриком. Бесприютная нагота пейзажа вызывала смутную тревогу, и я прилагал усилие к тому, чтобы рослый саксонец представал передо мной в более выгодном свете, нежели прежде, – как некто, на кого можно было положиться.
– Постоянных домов у них нет. Они кочуют с места на место сообразно временам года. Каган у них переезжает из летней столицы в зимнюю.
– А свои сокровища он возит с собой?
Беортрик указал на стелющийся впереди тракт:
– Приглядись внимательней и различишь желобки от колес их кибиток. Это древняя аварская дорога.
– Чтобы предоставить архиепископу Арну сведения, которых он требует, нам понадобится опросить свидетелей того, что именно находилось в сокровищнице, когда ее захватили, – заметил я.
Мой спутник долго молчал. Я уже не рассчитывал услышать от него какого-либо ответа, когда он внезапно произнес:
– Если кого-нибудь удастся найти, то тебе придется раздать еще часть золотых монет. Иначе ответов на свои вопросы тебе не получить.
Сказал он это со сдержанной неприязнью, которой я раньше от него не слышал, и, посмотрев вскользь, я увидел, что он отчужденно нахмурился.
– Это было настолько ужасно? – понимающе спросил я.
– Бойня, жуткая. Нам было велено убить всех, кто внутри Хринга.
– Ты думаешь, нам удастся найти кого-нибудь из выживших?
– Хотелось бы надеяться.
На этом разговор в тот день завершился, а ближе к вечеру Беортрик подыскал нам под стоянку уединенное место с видом на поросшее камышом озерцо. Пока мы поили лошадей, туда стали слетаться стаи уток и прочих водоплавающих, снижаясь совсем рядом без всякого страха – еще один признак отсутствия людей. Потом наши двое стражей сели особняком и стали жевать свои съестные припасы, даже не глядя в нашу сторону. Мы с Беортриком закусили сухими лепешками и несколькими пригоршнями сухих слив-дичков, росших здесь в изобилии. Как раз когда мы заканчивали еду, где-то в вышине над нашими головами послышалось курлыканье, и над нами пролетела стая журавлей – большая, в несколько сотен. Вытянувшись клином, они величаво проплывали на фоне дымно-красного заката. Значит, осень и впрямь вступила в свои права.
Утром было уже ощутимо прохладно. Озерцо скрылось в клочковатом тумане, который низко стелился, пряча от взгляда местность. Как и вчера, Беортрик держался впереди. Дважды он сбивался с дороги, и нам приходилось поворачивать назад, пока он не отыскивал укромных признаков тропы, по которой нужно было следовать. Мы находились в дороге уже около четырех часов, когда перед нами очертились остатки леса, спаленного жутким пожаром. Стоящие вплотную черные столбы казались зубьями некоего исполинского черного гребня. Лишь когда мы подъехали ближе, стало видно, что это обугленные останки огромного палисада. Сотни массивных древесных стволов взрастали из земли друг подле друга, образуя преграду, а прорехи между ними были заполнены утрамбованной землей, дерном и плетеными изгородями. Даже обугленное и частично разлезшееся, это препятствие выглядело грозно, устрашающе.
Это было то, что осталось от Хринга.
– Как же войску короля Карла удалось все это преодолеть? – спросил я Беортрика, когда мы проезжали вдоль этого удивительного укрепления. Судя по виду, эти мощные стволы составляли от двадцати до тридцати локтей в высоту, и взобраться на них можно было только при помощи лестниц и хватательных крюков. Ну а чтобы сбить такие балясины, требовались тяжелые осадные орудия.
– Так же, как удавалось громить аваров в поле, – ответил мне саксонец. – Изменой.
Как возникло название этого места, было очевидно: насколько хватало глаз, стена черных, обгоревших древесных стволов шла сквозь туман бесконечной кривой. По всей видимости, где-то она смыкалась, образуя замкнутый круг. Все это вызывало благоговейный трепет.
В конце концов через подобие прохода в палисаде мы въехали внутрь. То, что некогда закрывало этот въезд, теперь отсутствовало.
– Здесь внутри помещалось все: стада скота, жилища, люди кагана… Здесь они проводили лишь летние месяцы. А на зиму уходили в другие места и забирали с собой все свои пожитки. Утаскивали даже боевое оснащение. – Беортрик мрачно усмехнулся: – Как выяснилось, у них имелись и катапульты, и камнеметы, и здоровенные тараны. Все это было водружено на колеса.
– Но зачем им вообще было сооружать такую крепость? – спросил я. – Чего они боялись?