Циклы «Викинг», «Корсар», «Саксонец»

– Когда возвращается в Рим архиепископ Арн? – спросил саксонец, разгуливая со мной по форуму и якобы оглядывая достопримечательности.

Как и я, он пребывал в беспокойстве. Позволить втянуть себя в заговор и узнать, что замышляется против Папы, нам посоветовал Павел. Но как надлежаще использовать эти сведения, мы толком не знали. События развивались слишком стремительно.

– Понятия не имею, – вздохнул я. – Наверное, когда погода станет попрохладней.

Я уже рассказал Беортрику о своем посещении Павла, а он, в свою очередь, нисколько не удивился тому, что Папа Лев держит любовницу. Это лишь подтверждало его мнение о христианах как о завзятых лицемерах и ханжах.

Из пристройки дома Синьорелли вышла большая бело-рыжая собака – она направилась разузнать, кто это тут разгуливает. Беортрик щелкнул пальцами, отчего животное напряглось, глядя на нас с подозрением. Но мой спутник заговорил с собакой тихо и приветливо, и та, расслабившись, подошла к нам, повиливая хвостом в надежде на поживу.

Саксонец, нагнувшись, начал почесывать ей за ушами, и животное блаженно прижмурилось от удовольствия.

– Что-то во всем этом не то, – пробормотал за этим занятием Беортрик.

– Пока Папа живет себе в предместье и не суется туда, где опасность, так что нам беспокоиться не о чем, – ответил я.

– Все равно недостает чего-то важного.

Из ворот пристройки показалось лицо конюшего, ищущего сбежавшего пса.

– Откуда у тебя такое ощущение? – удивился я.

– Наш домохозяин что ни день про нас докладывает. Я видел, как он встречается с соседом-соглядатаем, – объяснил мой собеседник.

– А тот, видно, снабжает сведениями того язву-старика, что допрашивал нас в монастыре.

Конюший строго свистнул собаке, и та неохотно затрусила обратно.

Беортрик тем временем ровным тоном продолжал:

– Я вот думаю, что делать, если меня вдруг позовут выполнить то, на что я подрядился, а ты еще не успеешь составить разговор с Арном.

– Сыщи какой-нибудь повод к промедлению, – предложил я. – Притворись, что у тебя приступ лихорадки. Она по Риму прокатывается каждое лето, а Трастевере для нее – как раз самое место: гнилой угол.

– Слишком уж это будет напоказ. Лучше все-таки выйти на форум, а в последнюю секунду пойти на попятную: мол, то-то и то-то помешало. Это даст нам еще какое-то время. Но надо, чтобы ты тоже был при этом. Вон на том месте, – Беортрик подбородком указал на сад возле дома Синьорелли. – Видишь, там, где выступает стена, сразу около ворот? Хорошее место, чтобы схорониться.

– Но тебе велели, чтобы ты действовал один, – напомнил я. – Если наш дом под пристальным надзором, я не смогу вот так запросто выйти вместе с тобой и прийти сюда.

Саксонец ободряюще подмигнул:

– Уверен, что ты найдешь способ сбить их со следа.

Мы прошли вдоль всего форума, а затем, чтобы не быть замеченными при обратном повороте, по моему предложению, двинулись эдакой петлей, которая в конце концов должна была вывести нас к одному из мостов через Тибр, по которому мы могли вернуться обратно к нашему обиталищу. Мысли о нашем непростом положении все еще владели мной, когда мы тронулись вдоль очередного древнего храма, переделанного в христианскую базилику. Оттуда по ступеням лестницы – видимо, после службы – сейчас спускался священник.

– Прошу простить, отче, – обратился я к нему на латыни. Тот, остановившись, обернулся ко мне и с ноткой раздражения спросил:

– В чем дело?

Для священника он был молод – лет двадцати с небольшим, и у него были курчавые волосы и широко расставленные невинные глаза.

– Я пилигрим, – кротко промолвил я, – и в эти овеянные благодатью земли пришел затем, чтобы полюбоваться видами и помолиться у гробниц святых великомучеников. Ну а помимо этого, мне бы очень-очень хотелось хоть единожды лицезреть самого великого понтифика. Это было бы нечто, о чем я мог бы рассказать моим детям, а они бы затем передавали мой рассказ из уст в уста своим потомкам.

– В таком случае тебе придется набраться терпения. Его святейшество об эту пору пребывает вне Рима, – сказал священник, намереваясь двинуться прочь. У него явно не было желания болтать под палящим солнцем, да еще невесть с кем.

Я придал своему голосу просительную интонацию:

– И как же долго, отче, я должен ждать? Ведь скоро мне предстоит отправиться в родные края, иначе, боюсь, горные перевалы там занесет снегом…

– День возврата понтифика неизвестен. Быть может, через месяц-полтора.

– Вот досада, это действительно слишком поздно! Но, может, все-таки есть шанс, что он возвратится в город прежде той поры?

Мое упрямство начинало уже откровенно досаждать священнику.

– Если он и появится, то ненадолго – принять участие в крестном ходе ко святой Симфорозе. Тогда, может статься, ты его мельком и увидишь, – проворчал он.

– Прости мое невежество, отче, но мне ничего неведомо ни о святой Симфорозе, ни о дне ее празднования.