Циничный кукушонок

– Но, может, Ваши родители Вас все-таки найдут?! – не унимался сердобольный человек.

Кукушонок вместо ответа взглянул на него так, что Максим Валентинович сразу понял: ерунду смолотил!

– Простите почтеннейше, но я имел в виду Ваших, так сказать, приемных родителей.

– Исключено! – отрезал маленький гордец. – Они так же бестолковы, как и все остальные птицы: сплошное оперативное мышление и ни крупицы воображения! Они не смогут даже представить, где меня можно искать, не говоря уже о том, что так низко они не спускаются.

Затем добавил ехидненько:

– Птицы высокого полета, понимаете ли!

– Не могу понять одного: как получилось, что из гнезда выпали именно Вы? Ведь это Ваша прерогатива выталкивать из гнезда других птенцов! – решил блеснуть познаниями из курса «Природоведения» за 4-й класс средней школы Максим Валентинович.

– А я их и вытолкнул… только гораздо раньше. Но обо всем этом – по порядку.

Кукушонок сделал паузу, как бы собираясь с мыслями. Веки его бусиничных глазок установились в положение «сосредоточенность». Мгновение спустя он продолжал:

– День, когда я впервые увидел этот мир, был светлым и радостным. Точнее, это было румяное, умытое свежей майской росой, утро. Когда мои глаза раскрылись, первым, что я смог лицезреть, были оранжево-розовые световые потоки, оттеняемые молодой листвой того потрясающего нежно-изумрудного цвета, которого она бывает только в мае. Эти зеленые волны, пронизанные лучами утреннего солнца, нависали надо мной со всех сторон, слегка волнуясь при легких вздохах утреннего ветерка. Вокруг меня лежало еще три яйца, отличных размером и расцветкой по сравнению с тем, из которого мгновенье назад выбрался я. Буквально на следующий день из них начали вылупливаться другие птенцы, и я был искренне рад, что у меня появились братья. Дни проходили за днями в радостях и весельи, от утреннего озорства до вечернего прилета родителей с клювами, полными вкуснейших мошек. Казалось, идиллия будет длиться вечно, но … Мы подросли! Особенно я. Мои собратья еще оставались маленькими пушистыми комочками, когда я был уже оперившимся грузным увальнем, пожиравшим практически все, что приносили наши родители. Им, бедолагам, видевшим такое положение вещей, с каждым днем приходилось делать все большее количество ходок, но и это не утоляло мой зверский аппетит. Понятное дело, такая ситуация не могла не раздражать моих братьев меньших. Мы начали вздорить. Сперва это были безобидные детские ссоры, которые заканчивались примирением так же быстро, как и возникали. Но со временем я заметил, что мои собратья и, еще до недавнего времени, добрые друзья, стали меня сторониться. В беседах между собой они все чаще использовали в отношении меня такие слова, как «жирдяй», «толстопузый» и прочие обидные выражения. Ситуация усугублялась тем, что я и сам осознавал, насколько я от них отличаюсь. Тому было много доказательств: мои размеры, более крупные, чем у остальных птенцов; цвет перьев и пуха, летевших с меня при наших играх, тоже был иным, нежели у них. Сознание этого в конце концов сыграло роль детонатора в очередной нашей ссоре, когда я, одного за другим, повыбрасывал всех троих из гнезда.