Цинковые мальчики

Я вспоминаю один. Выпью. Посижу… Люблю песни афганские послушать. Но один. Это было… Эти странички… Хотя они и замаранные… Никуда от них не уйти… Собираются вместе молодые… Они обозлённые, потому что никому здесь не нужны. Им трудно себя найти, обрести наново какие-то моральные ценности. Один мне признался: «Если бы я знал, что мне ничего не будет, мог бы человека убить. Просто так. Ни за что. Мне не жалко». Был Афганистан, теперь его нет. Не будешь всю жизнь молиться и каяться… Я жениться хочу… Сына хочу… Чем быстрее мы замолчим, тем лучше для всех. Кому эта правда нужна? Обывателю! Чтобы он плюнул нам в душу: «Ах, сволочи, там убивали, грабили, и здесь им льготы?» И мы одни останемся виноватые. Все, что пережили, будет зря.

Зачем-то же все-таки это было? Зачем?

В Москве на вокзале пошёл в туалет. Смотрю: туалет кооперативный. Сидит парень, рассчитывает. Над головой у него вывеска: «Для детей до семи лет, инвалидов и участников Великой Отечественной войны, воинов-интернационалистов — вход бесплатный».

Я опешил:

— Это ты сам сообразил?

Он с гордостью:

— Да, сам. Предъяви документ и проходи.

— У меня отец всю войну прошёл, и я два года чужой песок глотал, чтобы у тебя помочиться бесплатно?

Такой ненависти, как к этому парню, у меня в Афгане ни к кому не было… Решил нам заплатить…»

Старший лейтенант, начальник расчёта

«Прилетела в Союз в отпуск. Пошла в баню. Люди стонут на полках от удовольствия, мне показались стоны раненых.

Дома скучала по друзьям в Афганистане. А в Кабуле уже через несколько дней мечтала о доме. Родом я из Симферополя. Окончила музыкальное училище. Счастливые сюда не едут. Здесь все женщины одинокие, ущемлённые. Попробуйте прожить на сто двадцать рублей в месяц — моя зарплата, когда и одеться хочется, и отдохнуть интересно во время отпуска. Говорят, за женихами, мол, приехали? Ну а если и за женихами? Зачем скрывать? Мне тридцать два года, я одна.

Тут узнала, что самая жуткая мина — «итальянка». Человека после неё в ведро собирают. Пришёл ко мне парень и рассказывает, рассказывает. Я думала, он никогда не остановится. Я испугалась. Он тогда: «Вы извините, я пошёл…» Незнакомый парень… Увидел женщину, хотел рассказать… У него на глазах друг в ничто, в пепел превратился… Я думала, что он не остановится. К кому он пошёл?..

У нас тут два женских общежития: одно прозвали «Кошкин дом» — там живут те, кто два — три года в Афганистане, другое — «Ромашка», там новенькие, ещё как бы чистенькие: любит — не любит, к сердцу прижмёт, к черту пошлёт. В субботу — солдатская баня, в воскресенье — женская. В офицерскую баню женщин не пускают… Женщины грязные… И эти же офицеры обращаются к нам за одним… На стенках фотографии детей, жён… Они нам их показывают…

Начинается обстрел… Эрэс летит, этот свист… Внутри что-то обрывается… Болит… Ушли на задание два солдата и собака. Собака вернулась, а их нет… Тут все воюют. Кто ранен, кто болен. Кто в душу ранен. Целых нет. Начинается обстрел… Мы бежим в щели прятаться… А афганские дети пляшут на крышах от радости… Тут нельзя целым остаться… Везут нашего убитого… Они танцуют и поют… Дети… Мы им подарки в кишлаки привозим… Муку, матрацы, плюшевые игрушки… Мишки, зайчики… А они танцуют… Смеются… Тут нельзя целым остаться…

Первый вопрос в Союзе: замуж вышла? Какие льготы вам дадут? Единственная наша льгота (для служащих): если убьют — тысяча рублей семье. Привезут в военторг товары: мужчины впереди: «Вы — кто?.. А нам жёнам надо подарки купить». Ночью просятся к нам…

Тут выполняют «интернациональный долг» и делают деньги. Это нормально. Покупают в военторге конфеты, печенье, консервы и сдают в дукан. Существует ценник: банка сухого молока — пятьдесят афошек, военная шапка-фуражка — четыреста афошек… Зеркало с машины — тысяча, колесо с КамАЗа — восемнадцать — двадцать тысяч, пистолет Макарова — тридцать тысяч, автомат Калашникова — сто тысяч, машина мусора из военного городка (в зависимости от того, какой мусор, есть ли там железные банки, сколько их) — от семисот до двух тысяч афошек… Из женщин лучше всех живут те, кто спит с прапорщиками. А на заставах ребята цингой болеют… Капусту гнилую едят.

Девчонки рассказывают, что в палате безногих говорят обо всем, только не о будущем. Здесь не любят говорить о будущем. Счастливым умирать, наверное, страшно… А мне маму жалко…

Кошка между убитыми крадётся… Ищет поесть… Боится… Как будто ребята лежат живые…

Остановите меня сами. Я буду рассказывать и рассказывать. А я никого не убила…»

Служащая

«Иногда задумаюсь, что было бы, если бы не попал на эту войну? Я был бы счастливый. Я никогда бы не разочаровался в себе и ничего бы о себе не узнал из того, что лучше о себе не знать. Как сказал Заратустра: не только ты заглядываешь в пропасть, но и она смотрит тебе в душу…