Цинковые мальчики

ТАТАРЧЕНКО ИГОРЬ ЛЕОНИДОВИЧ (1961–1981)

Выполняя боевое задание, верный воинской присяге, проявив стойкость и мужество, погиб в Афганистане.

Любимый Игорек, ты ушёл из жизни, не познав её

Мама, папа

ЛАДУТЬКО АЛЕКСАНДР ВИКТОРОВИЧ (1964–1984)

Погиб при исполнении интернационального долга.

Ты честно выполнил свой воинский долг.
Себя уберечь, мой сыночек, не смог.
На афганской земле ты погиб, как герой,
чтоб мирное небо было над страной.

Дорогому сыночку от мамы

БАРТАШЕВИЧ ЮРИЙ ФРАНЦЕВИЧ (1967–1986)

Геройски погиб при исполнении интернационального долга.

Помним, любим, скорбим

Память родных

БОБКОВ ЛЕОНИД ИВАНОВИЧ (1964–1984)

Погиб при исполнении интернационального долга.

Зашла луна, погасло солнышко,

дорогой сыночек, без тебя.

Мама, папа

ЗИЛФИГАРОВ ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (1964–1984)

Погиб, верный воинской присяге.

Не сбылись желанья, не сбылись мечты,

рано закрылись глазки твои.

Олежек, сыночек, братишка родной,

не высказать боль расставанья с тобой.

Мама, папа, братики и сестрички

КОЗЛОВ АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ (1961–1982)

Погиб в Афганистане.

Единственному сыночку.

Мама

БОГУШ ВИКТОР КОНСТАНТИНОВИЧ (1960–1980)

Погиб при защите Родины.

Опустела без тебя земля…

Ещё один рассказ вместо эпилога, он же пролог

Кто-то из поэтов сказал: «Душа ведь женщина». «У души голос женщины», – подумала я, когда ко мне пришла ещё одна мать и я услышала ещё один рассказ. Он стал эпилогом к уже написанной книге, а может, прологом к другой книге, которая ещё будет. Рассказ о невозвращенце с этой последней войны…

«…Он убил человека моим кухонным топориком, я им мясо разделываю… Принёс и положил утром топорик назад, в шкафчик, где у меня посуда хранится. По-моему, в этот же день я ему отбивные приготовила… Через какое-то время по телевидению объявили и в вечерней газете написали, что рыбаки выловили в городском озере труп… По кускам… Звонит мне подруга:

– Читала? Профессиональное убийство… Афганский почерк…

Валик был дома, лежал на диване, книжку читал. Я ещё ничего не знала, ни о чем не догадывалась, но почему-то после этих слов посмотрела на него… С ужасом!..

Вы не слышите собачий лай? Нет? А я слышу, как только начинают об этом говорить, слышу собачий лай. Там, в тюрьме, где он сейчас сидит, большие чёрные овчарки… И люди все в чёрном, только в чёрном… Вернусь в Минск, иду по улице, из хлебного магазина иду, несу батон и молоко и слышу этот собачий лай… Оглушающий лай… Я от него слепну… Один раз чуть под машину не попала…

Я готова ходить к могильному холмику своего сына… Готова рядом там с ним лежать… Иногда завидую матерям, которые сидят у могил… Но я не знаю, как вот с этим жить… Мне иногда на кухню страшно заходить, видеть тот шкафчик, где топорик лежал… Вы не слышите лай собак? Нет?!

Сейчас я не знаю, какой он, мой сын. Какого я его получу через пятнадцать лет? Ему пятнадцать лет дали… Каким я его воспитала? Он увлекался бальными танцами… Мы с ним в Ленинград в Эрмитаж ездили… Это Афганистан отнял у меня сына…

…Получили из Ташкента телеграмму: встречайте, самолёт такой-то… Я выскочила на балкон, хотела изо всех сил кричать: «Живой! Мой сын живой вернулся из Афганистана! Эта ужасная война для меня кончилась!» – и потеряла сознание. В аэропорт мы, конечно, опоздали, наш рейс давно прибыл, сына нашли в сквере. Он лежал на земле и за траву держался, удивлялся, что она такая зелёная. Он не верил, что вернулся… Но радости у него на лице не было…

Вечером к нам пришли соседи, у них маленькая девочка, ей завязали яркий синий бантик. Он посадил её к себе на колени, прижимает и плачет, слезы текут и текут. Потому что они там убивали детей. Это я потом поняла…

На границе таможенники срезали у него плавки американские, так что он приехал без белья. Вёз для меня халат, мне в тот год исполнялось сорок лет, халат у него забрали. Вёз бабушке платок – тоже забрали. Он приехал только с цветами, с гладиолусами… Но радости у него на лице не было…