Но, в общем, истории появления у Зигхаля штуковины Славик поверил. С Сергеичем он был не знаком, тот ни разу не заглядывал в вагончик; но про его исчезновение знал понаслышке. Случалось, и не так редко, что постоянные и одинокие клиенты приемного пункта исчезали, а в их квартирах (для которых зачастую могло служить образцом чистоты и порядка жилище свиней, страдающих жестоким поносом) начинали хлопотать делавшие евроремонт рабочие…
«Уезжают в деревню, – думал в таких случаях Славик, не допуская в голову иных предположений. – Продают квартиры и уезжают к родственникам в деревню».
Но Сергеич исчез необычно, оставив жену и квартиру, и эта история Славику запомнилась…
Ну, ладно, пора заканчивать. Темнеет, однако… Больше сегодня никто уже не явится, Славик приучил клиентов, что по пятницам не засиживается…
– Тяжелая больно, похоже, свинцом внутри залита, – сказал Славик безо всякого уже азарта, просто из привычки поторговаться (свинец был значительно дешевле бронзы).
Но Зигхаль, стреляный воробей, не первый год зарабатывал на выпивку визитами в вагончик. Не говоря ни слова, он наклонился, поднял валяющуюся под ногами железку и с размаху ударил по пентаграмме – в вагончике раздался протяжный не то гул, не то звон. Звон был чистый, как у камертона, и, казалось, продолжался где-то в области ультразвука уже после того, как уши перестали что-либо слышать. Славик передернулся, ему показалось, что спинной мозг заколебался в унисон со штуковиной и продолжает вибрировать до сих пор. И опять возникли мысли о кладбище…
– Во-о! – Зигхаль торжествующе посмотрел на него. – Малиновый звон, а? Какой там свинец, небось еще и серебра подмешали, для звука-то…
И он снова замахнулся железкой. Славик остановил его резким жестом и стал рассчитываться. Через минуту Зигхаль торопливо удалился в сторону станции с пустым, сморщенным рюкзаком за спиной и бренчащими кошелками в руках, а Славик Зарубин стал полноправным владельцем штуковины.
«И где же покойный (или все-таки живой?) Сергеич разжился деталькой-то? И частью чего она, собственно, была?» – подумал Славик.
Поднатужившись, он снял с весов и прислонил к стене пентаграмму. Порылся в углу среди всякого барахла, извлек пилу-болгарку (диск старый… долго корячиться придется…) и стал примериваться, как побыстрее распилить громоздкую штуковину, чтобы успеть к «Полю чудес», любимой своей передаче. Постоял, сжимая болгарку в руках и еще раз, гораздо подробнее, чем при Зигхале, осматривая непонятное приобретение.
Пентаграмма стояла у стены, тускло отсвечивая старой бронзой. Никаких надписей, рисунков или заводских клейм на ней Славик не заметил (правда, оставалась неосмотренной сторона, обращенная к грязному полу вагончика, но он был почему-то уверен, что она такая же ровная и гладкая…).
Не было на пентаграмме и следов крепления к ней других деталей. Ничего похожего на сварные швы, даже зачищенные и заполированные, в местах соединения сторон тоже не наблюдалось – конструкция была явно отлита целиком и не являлась частью чего-то большего – выглядела законченной, самодостаточной, даже совершенной. Больше того, несмотря на внешнюю простоту, она была просто красива…
Славик понял это, понял и то, что не хочет разрезать штуковину, и выключил вхолостую вращавшуюся болгарку.
Несколько раз на нынешней работе у него уже возникало такое чувство – и он припрятывал, а порой и уносил домой предметы совершенно непонятного назначения, про которые понимал только одно – разрезать и отправлять их в переплавку нельзя. В результате в невеликой трешке-распашонке Славика образовалась коллекция предметов, напоминающих на первый взгляд трофеи, вынесенные из какой-нибудь Зоны алчным сталкером, хватающим все попавшее под руку.
Но дважды Славик зарабатывал на экспонатах своего собрания куда как приличные деньги. А один раз ничего не заработал, но избежал весьма крупных неприятностей: штуку, разобрать которую Славик, по счастью, не стал пытаться, разыскивали очень серьезные люди из очень серьезной конторы – люди, взявшие с него подписку о неразглашении даже внешнего вида штуковины (он не хотел задумываться, чем бы кончилось, залезь он сдуру внутрь, но не подпиской, это точно). Эти же немногословные ребята сообщили, что жизнь Славика и его семейства рядом с той игрушкой была бы не слишком долгой и завершилась бы весьма скорым коллективным выездом в Песочную, в хоспис для безнадежных раковых больных…
Славик тогда изрядно испугался и стал гораздо осторожнее относиться к непонятным
В салон «шестерки» пентаграмма не помещалась, и Славик с трудом запихал ее в багажник – тот тоже не закрылся, больше трети конструкции торчало наружу, пришлось подвязать крышку куском медной проволоки. Ехать было недалеко, жил он на другом конце этого микрорайона, и Славик медленно порулил, осторожно объезжая глубокие весенние лужи, усеивающие подъезды к стоящему на отшибе вагончику.