Циолковский

Это была долгая и хлопотливая работа. Но она не оказалась безрезультатной – иначе я не сумел бы написать эту книгу, не претендующую ни на что, кроме искренности и правдивости.

По мере того как писалась книга, я обращался к людям, знавшим Циолковского, изучавшим его научное наследство. И сейчас, прежде чем начать историю великой жизни, мне хочется поблагодарить тех, без чьей помощи и советов я не сумел бы выполнить большую, нелегкую работу.

Приношу глубокую благодарность писателю Ираклию Андроникову, В. В. Ассонову, А. Д. Борисоглебскому, кандидату технических наук М. Л. Галлаю, полковнику Н. Н. Денисову, научному сотруднику Дома-музея Циолковского в Калуге В. С. Зотову, доктору философии И. В. Кузнецову, Е. В. Латынину, заведующему Московским отделением архива Академии наук СССР Б. В. Левшину, калужскому краеведу Н. М. Маслову, М. И. Попову, кировскому краеведу В. Г. Пленкову, Г. А. Полевому, научному сотруднику Академии наук СССР Н. С. Романовой, Т. В. Рыниной, Т. В. Рюминой, профессору А. Л. Чижевскому, кандидату технических наук В. Б. Шаврову, С. С. Щербакову.

Глава первая Путь к науке

1. Грустное, темное время

Примерно лет пятнадцать назад мне довелось написать небольшую книжку о Циолковском. Я начал ее с рассказа о том, как поздней осенью у Марии Ивановны и Эдуарда Игнатьевича Циолковских приключилась беда – заболел скарлатиной их девятилетний сын Костя. Разумеется, я написал и о тяжелом осложнении, которое оставила болезнь, – мальчик потерял слух.

Эта печальная история, сыгравшая немалую роль в формировании характера будущего ученого, показалась мне тогда исключительно важной. Но сегодня я уже не мог начать эту книгу так же, как полтора десятка лет назад. Мне не захотелось рассказывать ни о детстве, красочно описанном в автобиографии ученого, ни о его первых шагах к грамоте, которой он учился по томику русских народных сказок. Я не чувствовал себя вправе посвятить первые страницы книги и родителям моего героя, хотя они были в высшей степени достойными людьми. Обычные, вернее привычные, варианты начала отпадали один за другим. Они не годились. Их пришлось отбросить под напором новых, ранее неизвестных фактов.

Девяти лет от роду, как написано во всех биографиях ученого, Циолковский оглох. Наступило то, что он назвал впоследствии «самым грустным, самым темным временем моей жизни». Но вот совсем недавно Василий Георгиевич Пленков, краевед из города Кирова, совершил, казалось бы, невозможное: он прочитал неведомые, считавшиеся навсегда зачеркнутыми страницы великой жизни. Рассказом о поисках В. Г. Пленкова мне и хочется начать жизнеописание моего героя.

Пленков начал свою работу с просмотра адрес-календарей Вятской губернии – своеобразных справочников, рассказывавших о местных чиновниках. В двух календарях – за 1871 и 1875 годы – ему встретилось несколько строк об отце ученого – столоначальнике Лесного отделения управления государственными имуществами Эдуарде Игнатьевиче Циолковском. Сведения были скупы, но Пленков действовал настойчиво и методично. Страницу за страницей перелистал он и комплекты «Вятских губернских ведомостей». Как это ни странно, довольно редкая фамилия Циолковский встречалась там неоднократно. Газета упоминала о Нарцизе Циолковском – чиновнике для особых поручений при губернаторе, Николае Циолковском – чиновнике, прибывшем в Вятку из Уфы, генерал-майоре Станиславе Циолковском с дочерью Анной Станиславовной, К. Д. Циолковской и Ф. С. Циолковском, принимавших участие в постановке живых картин на сцене местного театра.

Почему в Вятке оказалось столько Циолковских? Какое отношение они имели к нашему герою? Эти вопросы не сразу дождались своего ответа...

В номере от 21 декабря 1868 года под рубрикой «Перемещение чиновников по службе» сообщалось, что приказом по министерству государственных имуществ за № 34 от 14 ноября 1868 года на место столоначальника Лесного отделения «определен согласно прошению учитель землемерно-таксаторских классов при Рязанской гимназии, титулярный советник Эдуард Циолковский».

Попробуем поразмыслить над этой короткой заметкой. Прежде всего она говорит о бедности. Достаточно вспомнить романс Даргомыжского «Он был титулярный советник, она – генеральская дочь...», и уже можно ничего не прибавлять по поводу веса этого чина в тогдашнем обществе.

Есть в этом сообщении еще одна любопытная деталь. Эдуарда Игнатьевича называют не лесничим, хотя он занимал такую должность в Ижевском, а учителем землемерно-таксаторских классов при Рязанской гимназии. Значит, он приехал в Вятку не из Ижевского, а из Рязани? Но когда же и как попали Циолковские в Рязань?

Находка Пленкова стала первым лучом, который осветил нам «самое грустное, самое темное время» жизни Циолковского. Но, вчитываясь в текст заметки губернской хроники, найденной кировским краеведом, я никак не предполагал, что на мою долю выпадет честь еще шире приоткрыть раскрывшуюся в неизвестность щелочку...