Циолковский

Борис Никитович Воробьев ЦИОЛКОВСКИЙ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Жизнь К. Э. Циолковского — жизнь замечательного человека, о котором, мне кажется, еще много будут писать. Фигура Циолковского все ярче и ярче вырастает перед нами по мере того, как открываются отдельные странички из его прошлого, как в забытых углах его старого калужского дома отыскиваются новые рукописи, а в официальных архивах прежних казенных учреждений находятся новые копии сухих казенных «отношений».

Б. Н. Воробьев умело справился со своей задачей и дал нам образ гениального энтузиаста, человека огромной трудоспособности, величайших порывов и, вместе с тем, скромного человека — учителя школы в Боровске, а потом в Калуге, одинокого в своих идеях, непризнанного, осмеянного официальной наукой царской России.

На материале биографии Циолковского вырисовывается история воздухоплавания вообще и в частности в России, история овладения воздухом, протекавшая в борьбе энтузиастов, фантазеров, фанатиков, с одной стороны, и косных, чуждых полета мысли, официальных учреждений — с другой. Почти вся столетняя история воздухоплавания — это история борьбы двух начал, в которой смелая фантазия, полет творческой научной мысли одержали верх над косностью и рутиной «строго научных» статистических и математических выкладок. И неудивительно, что в истории русского воздухоплавания по одну сторону стояли такие люди, как гениальный провидец Менделеев и физик Столетов, по другую же — чиновники из Императорского русского технического общества, глушившие всякую свободную мысль в угоду традициям и установившимся привычкам.

Вместе с тем работа Б. Н. Воробьева показывает на конкретном примере биографии Циолковского ту борьбу, которая велась в течение всей истории культуры между двумя течениями в науке и технике.

Одно течение пыталось расположить природу по точно разграфленным графикам и клеткам. Техническая мысль была для него лишь формой выражения общепринятых научных выводов. Все должно было быть доказано формально логически и вытекать из научных традиций. Здесь не было места ни свободному полету фантазии, ни смелым дерзаниям, ни предвидениям будущего. Официальная наука придерживалась именно этого направления.

И наряду с этим всегда были представители другого течения — борцы за новое, живое слово, которое могло революционно нарушить установившиеся взгляды, внести смелую, новую мысль, вызвать полет ее за новыми истинами. Они суммировали прошлое и настоящее и делали смелый скачок в будущее. Часто они не могли обосновать свои выводы, в которых они, тем не. менее, были убеждены и в которые верили; смелой фантазией они перескакивали через длинные периоды рассуждений, делая конечные выводы без промежуточных вычислений. Лишь в нашей социалистической стране эти новаторы— люди передовой науки, «которая имеет смелость, решимость ломать старые традиции, нормы, установки, когда они становятся устарелыми, когда они превращаются в тормоз для движения вперед» (Сталин), получают всемерную поддержку.

В иных общественных условиях они не встречали и не встречают сочувствия. Их презрительно называют фантазерами, официальная наука от них открещивается, придираясь к тому, что их работы часто изложены мало научным языком, что часто словами убеждения они заменяют доказательства и выводы и что подчас, в порыве увлечения, они идут в том или ином вопросе слишком далеко или идут неверными путями. И, тем не менее, именно эти борцы за новое, «иногда не общеизвестные в науке люди, а совершенно неизвестные в научном мире люди, простые люди, практики, новаторы дела» (Сталин) прокладывают пути новой творческой мысли. Правда, иногда проходят десятки и сотни лет, пока их идеи получат признание, они гибнут, но живая, творческая научно-техническая мысль переживает века и в конце концов побеждает.

Читая книгу Б. Н. Воробьева, видишь картины этой борьбы. Замечательный ученый, бедняк, учитель, заброшенный в захолустный городишко, выдвигал новые, смелые, революционные идеи в науке и технике. Бюрократы от науки из VII Отдела Императорского русского технического общества в Петербурге замалчивали, отрицали, хоронили в пыли архивов его работы. Но творческая мысль побеждает.

Циолковский был не просто великим ученым и изобретателем. Он горел какой-то особенной любовью к человеку. Он искал новых путей для человечества, нового, лучезарного будущего — искал интуитивно, иногда ошибаясь, нередко уклоняясь в дебри мистики, но всегда мужественно исправляя свои ошибки. И борьба за воздухоплавание, за авиацию, за космическую ракету была для него лишь одним из путей для создания нового человеческого общества и нового человека.

В неравной борьбе с консервативной казенной наукой прошла большая часть жизни этого человека. Только двадцать последних лет были для него годами светлого существования. Лишь в новых условиях советской действительности нашел ученый и себя, и свой истинный жизненный путь.

Академик А. Е. ФЕРСМАН.

ОТ АВТОРА