Цион

Я вдруг поняла, что голос парня меня почти завораживает – низкий, с хрипотцой, но при этом мягкий, почти бархатный. Это как вообще? И почему меня волнует его голос?

– Мне-то никакой. Только вещь эта принадлежит не тебе.

– «Повторное использование – ключ к процветанию». Забыла?

Он тоже видел тот плакат. Еще бы! Те красные буквы только слепой не заметит. Но если этот парень решил сбить меня с толку цитатами с улиц Циона – или этим своим голосом, терминал бы его побрал, – не на ту напал.

– Этот рюкзак выдали вчера исключенному.

– Ах вот что. Именно этот?

– Именно этот.

– Очень интересно. Ты именно поэтому за мной увязалась?

– Именно поэтому.

Парень фыркнул и, не сказав больше ни слова, развернулся и пошел прочь. Не тронул меня, не прикрикнул на меня – просто взял и двинулся прочь.

– Постой!

Я бросилась за ним, но парень вдруг развернулся, и в руке его что-то сверкнуло. Я на полном ходу остановилась и тупо уставилась на складной нож в его руке. Целил он мне прямо в живот.

Первая мысль: такие ножи обычно носят рабочие, чтобы удобный инструмент всегда был под рукой, в кармане. Вторая мысль: а еще ножи кладут в рюкзаки «выживания» для осужденных. Точно ли такие или не совсем, я не знала, но ножи были уж точно не столовые.

– Вали отсюда. Поняла?

Парень сверкнул глазами, и я задрожала. Не всадит же он этот нож мне в живот, правда? Так не бывает. Такого в Ционе не случается. Даже если я от этой раны не погибну, за нападение парня вышвырнут за стену даже раньше, чем он моргнуть успеет.

– И не подумаю. – Я двинулась прямо на парня. – Ты скажешь мне, откуда у тебя и рюкзак, и этот нож, или я сейчас же о тебе доложу.

Я подняла руку с коммом, готовая в любой момент вызвать экстренную службу.

– Ну докладывай, – хмыкнул парень.

Я легко нажала на экран комма и смахнула вверх. Парень даже не шелохнулся, но вот странность: окошко вызова загорелось и тут же потухло. Я нажала на экран снова, но он почему-то никак не включался. Я давила на экран опять – и опять в ответ тишина.

– Что за… – шепнула я.

– Удачи тебе.

Парень развернулся и, подтянув лямки рюкзака, трусцой бросился прочь. Я на ходу уже пыталась вернуть свой комм к жизни, но все тщетно. А парень, даже особо не спеша, нырнул в арку между высотками и испарился.

Я пробежала за ним до конца прохода, потом по проулку и следующему. На этих задворках было пусто – ни души, ни одного случайного прохожего. Случись здесь что-то, никто и не заметит. Разве что когда мусор наконец приедут вывозить…

В проулках гуляло эхо, пахло влажным бетоном, а на подоконниках темнел намокший от дневного дождя мох. Я никогда не ходила по таким окраинам, никогда не подбиралась так близко к стене (разве что у приюта, но там я бродить не хотела), и теперь эти пустые темные переходы меня пугали. Да и сам приют здесь, совсем недалеко, отодвинутый подальше из центра города. А ведь новые поколения, особенно покинутые родными и сироты, – это будущее. Почему же от этих мест и самого приюта, серого и холодного, веет могильной сыростью?

Я вернулась по переулку в поисках дверей, за которыми парень мог скрыться, а потом осмотрела пожарные лестницы. Но вскарабкаться с земли по ним было трудно: нижние их ступени были подняты до второго этажа, а если бы парень до них и дотянулся, я непременно увидела бы его где-то наверху: металлические лестницы прекрасно просматривались. Ничего не дала и прогулка вдоль стены: гладкий бетон взмывал ввысь неприступной твердыней, и ни трещины, ни подкопа я не нашла. Парень просто пропал. И исчез он, конечно, в городе, а не за его пределами.

Моя фантазия с этим рюкзаком перешла все границы. Может, в конце концов, он и правда вовсе не принадлежал исключенному? А о том, что связываться с незнакомцем не стоило, нож – откуда бы он ни взялся – говорил красноречиво.

И все же мне следовало сообщить об этом парне: если его поймают и осудят, мне полагаются баллы за содействие, но с коммом, который никак не хотел включаться, сделать было ничего нельзя. Я бросила взгляд наверх: солнце уже, видимо, зашло и небо начало тускнеть. Скоро в приюте объявят комендантский час.

* * *

– Ну и где тебя носило?

Сора стояла в дверях женской спальни, уперев руки в бока. «Повесили тут на меня малолетку» – вот что читалось в ее взгляде. Из-за ее спины выглядывали две рыжие девушки. Одну из них я уже сегодня видела: она утешала меня, когда я читала уведомление о церемонии прощания, а вторая… Вторая была похожа на первую как две капли воды. Я сморгнула: показалось, что в глазах двоится. Но нет: рыжих было двое. Сестрами они, конечно, по правилам Циона быть не могли, но от одинаковости их лиц мне стало тревожно.

– Сейчас без двух девять.

Я успела посмотреть на часы еще в вестибюле – мой комм так и не заработал.

– Весьма недальновидно с твоей стороны гулять до последнего. Особенно в твой первый день, – парировала Сора.

Она все еще возвышалась в дверях, не давая мне пройти, и я встала к ней почти вплотную. Во взгляде Соры горело не раздражение – ликование. Да, ей нравилось отчитывать…