Цион

Ли’Бронах не договорил. Он смотрел на меня не мигая, будто сканировал, а потом надвинулся на меня, схватил одной рукой за горло и впечатал спиной в стену.

– Откуда тебе известно про процент, тварь?

Казалось, в его руке не кости, а железо. Я сипела, силясь втянуть в себя хоть немного воздуха. Надо было сопротивляться, лягаться, брыкаться, но я только била ладонями об стену. Ничего не видела, кроме кругов перед глазами…

– Откуда. Тебе. Известно. Про процент?

Ли’Бронах чуть ослабил хватку. Я захрипела, глотая воздух. Круги все еще расплывались, но теперь я снова видела лицо моего «отца» – искаженное яростью, уродливое лицо красивого человека, в которого когда-то, наверное, так влюбилась моя мама.

– Ла’Гарда, – выплюнула я.

Ли’Бронах выпустил меня, и я сползла по стенке на ковер. Держась за горло, я смотрела вверх, на сгорбленный силуэт ли’Бронаха.

– Черт бы побрал эту дуру, – бросил он, отворачиваясь. – Я отправлю ее… отправлю…

Голос его зазвучал тише. Он ссутулился еще сильнее. Стоял криво, будто его тело перешибли пополам.

– Линна… – вдруг прошептал ли’Бронах.

От каждого нового вдоха мне жгло горло, а на шее словно отпечатался след рук ли’Бронаха. Но круги перед глазами рассеивались. Видела я ли’Бронаха теперь отчетливо.

– Черт, Линна…

Ли’Бронах прижал руки к лицу, стал тереть веки. Потом уронил руки и распахнул глаза. Я вздрогнула. На долю секунды мне почудилось, что глаз у ли’Бронаха вообще больше нет. Что они ввалились, лопнули, вытекли… Но они были, я видела глазные яблоки. Только ни белков, ни радужки не осталось, только зрачки – гигантские, нечеловеческие зрачки во все глаза…

– Линна, – повторял ли’Бронах как заклинание.

Опершись о стену, я стала приподниматься на ноги. Ли’Бронах уставился на меня, и от его взгляда – черного, пустого – меня прошибло холодом.

– Да, я любил твою мать. Я любил Линну ла’Дор, – пробормотал он. – Я взял ее в жены, даже зная, что она носит чужого ребенка. Но я не мог иначе. Ее могли изгнать.

Я смотрела на него не мигая. «Чужого ребенка…» Так вот почему он так настаивал на том, чтобы я называла его не отцом, а опекуном.

– Я сделал это ради нее.

Сжав виски, ли’Бронах закрыл глаза:

– Я слишком ее любил. Нельзя было…

Ли’Бронах осекся и хрипло вдохнул. Когда он заговорил снова, тон его был снова ровным и спокойным.

– Я приходил к твоей матери в ее последний вечер.

Глаз он не открывал, а я смотрела на него, боясь шевельнуться. Голова кружилась. В окне за спиной ли’Бронаха бежали облака, и от этого только сильнее казалось, что и я, и апартаменты вместе со мной и ли’Бронахом падают в бездну.

– В последний вечер, – повторил он. – Я не видел ее семнадцать лет. Не стоило приходить. Но я должен был…

– Так это вы, – проговорила я. – Вы приходили в лазарет к моей маме…

Ли’Бронах кивнул.

– Но тот сбой… – Я ахнула. – Так это вы… Это из-за вас случилось?

– Я отключил ее от капельниц.

Я стояла не шевелясь.

– Вы… что?

– Я отключил ее от капельниц, – повторил ли’Бронах. – Ее время пришло.

В голове у меня вдруг сделалось легко и пусто. Ее время… что?

Ли’Бронах без единого слова развернулся и вышел из комнаты, но я даже не глянула ему вслед. Время пришло?..

Я опустилась на ковер. Запустила в ворс пальцы и вцепилась в него так, будто это только и могло удержать меня на странном, неустойчивом ковре-самолете, в который превратились апартаменты ли’Бронаха.

– Вот.

Ли’Бронах вернулся. Я подняла голову и приняла у него плотный кусочек картона. Печатная фотография… В Ционе их делали нечасто. Стоило это дорого.

– Оставь себе. Теперь мне это не нужно.

Я смотрела на изображение и никак не могла понять, когда меня могли так сфотографировать. Взгляд вполоборота, легкая улыбка на губах и неуловимое, почти незнакомое выражение на привычных чертах лица… Я наклонилась ближе. Нет, это была не я, а мама. Но в волосах ее еще не появилось седины, а в уголках глаз – морщин. На карточке мама была едва ли старше меня, и сходство казалось почти невероятным.

– Я отключил ее и замел следы. Никто не должен был знать, что случилось.

Мама на фотографии все улыбалась.

– Вы ее… убили, – прошептала я.

– Ее тело не справилось, сыворотка не сработала. Больше нечего было ждать.

Голос ли’Бронаха звучал отстраненно. Я подняла на него взгляд – он на меня не смотрел.

– Но она же еще могла…

– Не могла. Она умирала. Ждать и дальше означало лишь причинять ей боль.

– Откуда вам знать? Вы же сами сказали: вы не видели ее семнадцать лет…

– Медотчеты приходили мне каждый вечер.

– Так вы за ней следили?

– Я никогда не выпускал ее из вида.

– И в конце вы просто решили ее убить…

– Ее убила их тетра.

– И что теперь? Теперь вам ее фотография не нужна? Как не нужна была и она сама?

Ли’Бронах обернулся ко мне, глаза его все так же чернели.

– Я ее спас. Другого выхода не было.

– Спасли? Какое милосердное спасение от этой сволочи тетры – смерть!

Я все смотрела в глаза ли’Бронаху, и мне казалось, что его разросшиеся зрачки наливаются новой чернотой.

И тут меня словно ударило.

– Их тетра… – пробормотала я. – Вы сказали, их тетра… Почему?