Цирк

– Желаете чего-нибудь еще? – спросил он.

Ута снова погладил бородку и сделал вид, что не слышит.

– Нам казалось, что это дело безнадежное, тем более при таком скоплении публики. Но Джимми был великолепен. Никогда не видел, чтобы он действовал так быстро и ловко.

Теперь человек за стойкой глядел на него с откровенной неприязнью.

– Вы что-то сказали? – спросил Ута, внезапно приблизив к нему лицо.

– Сеньор?

– Ну! – Ута стукнул кулаком по стойке. – Что вы сказали?

– Ничего, сеньор, я ничего не говорил.

Молчание длилось несколько секунд, Ута подозрительно разглядывал бармена.

– Завернуть бутылки, сеньор?

– Нет, пока нет. Сначала дайте мне выпить.

– Чего прикажете, сеньор?.

– Чего? То есть как это чего? – воскликнул Ута. – Разумеется, того же, что и всегда.

– Я вас не понимаю, сеньор.

– Уж не хотите ли вы сказать, что не помните меня?…

– Вы ошибаетесь, – сказал бармен. – Я вижу вас впервые.

– Ну и что? – сухо ответил Ута. – Разве я уверял вас в обратном?

Он пытливо оглядел бармена и весело поставил диагноз:

– Конченый человек.

Шофер такси уже прижимался толстым носом к стеклу, и Ута поманил его пальцем, повернувшись спиной к хозяину.

– Как мотор? – спросил он, когда тот вошел.

– Как новый.

– А плечо Джимми?

– Отлично.

– Сменили ему повязку?

– Только что.

– Промокла?

– Ерунда… Немного.

Лицо шофера оставалось совершенно серьезным, и Ута одобрительно подмигнул ему.

– Что будешь пить, Джонни?

– То же, что и вы, шеф.

– Две можжевеловых с ромом?

– Великолепно.

Ута повернулся лицом к стойке.

Не дожидаясь, когда ему повторят, бармен уже составлял смесь.

– Что будем с ним делать? – спросил Ута, кивнув на него.

– Делать? – переспросил новоявленный Джонни.

– Он слышал больше, чем следует, и может разболтать.

– Никогда не поздно устроить ему баню.

– Да, – мечтательно сказал Ута, – никогда не поздно.

Бармен налил смесь в два стаканчика и осторожно подвинул их к краю стойки.

– Ты посмотри, – сказал Ута шоферу, показывая на стаканы, – этот тип, должно быть, принял нас за баб.

Таксист тоже поставил локоть на стойку и несколько секунд пристально глядел на бармена.

– Послушай, крошка, – сказал он, наконец, язвительно. – Мы с шефом не монахини-урсулинки. Когда мы пьем, нам подают в чайных стаканах.

Ута послал человеку за стойкой прекраснейшую из своих улыбок.

– Вы, как видно, не знаете, что случилось с хозяином «Цыганского трактира» всего две недели назад.

– Валяйте, расскажите ему, шеф.

– Он был человек неделикатный и болтливый и любил повторять все, что услышит.

Ута медленно провел левой рукой по губам. Когда он отнял руку, лицо его было совершенно серьезным, словно никогда и не улыбалось.

– Его убили.

Шофер взрывом смеха выразил свою радость.

– Да еще каким манером, шеф.

– Да, – подхватил Ута, – каким манером.

Человек за стойкой налил смесь в два больших стакана, заботливо наполнив их до краев.

– Это другое дело, – одобрительно заявил шофер.

Оба чокнулись, прежде чем выпить. Ута положил на стойку сотенный билет.

– Возьми, парень, – сказал он хозяину, – и постарайся, чтобы с тобой ничего не случилось.

Шофер распахнул двери настежь. Ута вручил ему две бутылки. Как два старых друга, свидевшихся после разлуки, они с песней вышли на улицу, не утруждая себя ответом на неуверенный поклон бармена.

– Знаешь, – сказал Ута, когда они пришли в гараж, где стояла машина, – ты мне нравишься.

* * *

– Какой красивый кораблик, сеньорита Флора, – послышался голос Лолиты. – Чей, вы говорите, это подарок?

– Одного молодого человека по имени Беремундо. Беремундо Саласар Чокано уроженец Ла Риохи, как и мы. В конце войны он пришел в город вместе с националистами [6]и остался у нас в усадьбе.

Рехина со вздохом отложила шитье и чуть качнула кресло-качалку. Из-за двери в противоположном конце салона до нее доносилось бормотание двух женских голосов. Нахмурившись, она спросила себя, неужели у Флоры хватит бесстыдства продолжать этот разговор. До сих пор она пичкала нелепой историей своих отношений с Беремундо только старых друзей дома, но с некоторого времени совсем потеряла голову и начала рассказывать ее даже случайным знакомым. Теперь она намеревалась поведать ее служанке, сопливой девчонке, только что приехавшей из Мурсии. Если так будет продолжаться, в один прекрасный день Рехина, пожалуй, застанет сестру за обсуждением всех подробностей этой истории с электромонтером или мальчишкой-посыльным из лавочки.

– Вы говорите, он сам его сделал, сеньорита Флора? – спросила девочка своим певучим голосом.

– Да, сам, собственными руками. Ах, ты не можешь себе представить, до чего он был способный. В жизни я не встречала такого одаренного человека… Из какого-нибудь полена он за десять минут вырезал фигурку.

…Останься он еще на год, он заполонил бы этими фигурками весь дом. Ссылаясь на их высокую художественную ценность, Флора заставила его деревяшками все уголки. Но однажды в ее отсутствие (она ушла в город за покупками) Рехина побросала фигурки в огонь, превратив их в горсть пепла. Сестра пожелтела от ярости, когда обнаружила это, и полгода с ней не разговаривала.