Цирк чудес

– Заходите! – кричит он.

Джаспер не уверен, кто или что оказывается в комнате первым: человек или его запах. Потасканный, как бродячий пес, в паршивых обносках вместо одежды.

– Я не подаю милостыню, – говорит Джаспер.

– А я не нищий, – отвечает мужчина и вертит кепку в руках. – Я однажды поймал… лобстера с тремя клешнями.

Пьян в стельку. Джаспер обменивается взглядом с Тоби, откидывается назад и улыбается. Он намерен немного позабавиться.

– И у тебя сейчас есть этот лобстер?

– Я съел его.

– Охо-хо, какая незадача. И теперь ты хочешь продать нам твои воспоминания об этом курьезе?

Мужчина яростно трясет головой.

– Не лобстера. Мою дочь.

– Свою дочь? – Джаспер заливается смехом. – Итак, ты хочешь продать мне свою дочь. Что же, приведи ее сюда, и я посмотрю, понравится ли она мне.

– Не так. – Мужчина краснеет, хотя это трудно разобрать из-за выпивки. – Она… она такая же, как ваши чудеса.

– Сомневаюсь.

Он поворачивается к Тоби, приглашая его присоединиться к веселью, но глаза его брата широко распахнуты и наполнены паникой. Здесь что-то не так. Чего-то не хватает, но он не может точно определить, в чем дело. Тоби никогда не прятал свои чувства. Еще ребенком Джаспер мог ощущать расстройство своего брата через стену по ночам и приходил к нему в спальню, чтобы утешить его.

– Давай-ка, заходи, не стой на пороге, – велит он.

Когда мужчина переваливается через порог, Джаспер видит фургон его глазами: яркие афиши, мирный волк рядом с зайцем, графины из граненого стекла, которые он оборачивает салфеткой, когда берет их. Мужчина смиренно наклоняет голову.

– Почему она похожа на моих исполнителей?

– Она… на ней есть отметины.

– Отметины.

– Она родилась с ними. Они занимают у нее пол-лица. Другие – на руках и ногах, как пятна.

– Девушка-леопард? – с интересом спрашивает Джаспер. – Витилиго[6]?

– Нет. Это родимые пятна.

– Любопытно, – говорит Джаспер. Он никогда не видел такую девушку, а новизна – это наркотик для любого антрепренера. В «Панче» нынешняя мода на чудеса получила название «эпоха чудовищ». Мания уродства. Но там, где есть мания, можно делать хорошие деньги. Он улыбается.

– Нужно спросить ее, – говорит Тоби. – Ты сначала спросишь ее, правда?

Джаспер берет гаванскую сигару и срезает плесень на кончиках табачных листьев.

– Ты видел ее вчера вечером – да, Тоби? Вот о чем ты не сказал мне.

Джаспер старается проглотить гнев, подступающий к горлу, как комок желчи. Разве он не делает все возможное ради защиты своего брата? Он разглаживает складку на брюках и вздыхает.

– Сколько ей лет?

– Девятнадцать.

– Она замужем?

Мужчина хохочет.

– Нет.

– Тогда она принадлежит тебе.

Тоби смотрит на него, но Джаспер знает, когда стоит проявить власть и напомнить брату о его долгах. Еще он думает о девушке и о том разнообразии, которое она может внести.

– Сколько ты хочешь за нее?

Тоби дергает заусенцы, не глядя на Джаспера. Заяц съежился в своей клетке и прижал уши к голове. Джаспер чует запах свежего дерьма; как только пришелец уйдет, он распорядится отослать животных в зверинец.

– Двадцать фунтов, – осторожно произносит селянин, словно не в силах поверить в такую неслыханную сумму.

– Хорошо. Когда мы сможем забрать ее?

Тот моргает.

– Ты спросишь ее, не так ли? – повторяет Тоби.

Отец девушки смотрит в пол.

– Она не пойдет добровольно, – глухо гово-рит он.

Тоби качает головой.

– Ты не должен так поступать.

Джаспер машет рукой, отгоняя тревоги; его сердце учащенно бьется.

– Неважно, неважно, – говорит он. – Двойняшек из Каролины перекупали несколько раз. Один антрепренер даже доставил их на пароходе из Америки в Англию. – Он поворачивается к брату. – Ты же знаешь Двухголового Соловья?

– Ты лучше, чем они. – Тоби берет свою шляпу, и Джаспер делает вид, будто не слышал его. Дверь захлопывается за его братом. Но кто такой Тоби, чтобы читать ему проповеди о добродетели? Он отрезает ломтик лимона и бросает в коктейль с джином, делает глоток и вытирает губы.

– Ты будешь добрым к ней? Она будет счастлива у тебя. Здесь ей самое место, – бормочет старый пьяница, словно пытаясь убедить себя.

– Разве родители Том-Тама не продали его Финеасу Барнуму в четырехлетнем возрасте? А теперь посмотри: у него есть собственная яхта и табун породистых лошадей.

При этом он думает о сицилийской карлице Каролине Граччани. Продана в три года, умерла в девять лет от истощения и чахотки. Ее скелет находится в коллекции Джона Хантера. Но куда ни посмотри, всюду сломанные человеческие судьбы. Джаспер срезает кончик сигары.

– Между нами никогда не было любви и радости. Она… – Старик жутко гримасничает. – …ей нет места здесь. Моя жена умерла из-за нее. Испустила последний вздох, когда рожала ее. – Он смотрит на волка, потом на пол. – Люди называли ее подменышем. Говорили, что я должен был оставить ее на морозе, когда она родилась, и тогда нам вернут настоящего ребенка. Так говорят, верно?

– Люди болтают что угодно…

– Но я так не поступил, – настаивает отец. – Я не верил в это. Я не хотел ей зла. Просто скажите, что она будет счастлива.