Цирк монстров

— Интересно, — сказала она. — А я-то думала, все врачи используют в таких случаях иголки и нитки, причем без анестезии, а от швов остаются потом уродливые шрамы на всю жизнь. Но полагаю, это вопрос оплаты? Они просто хотят больше получить?

Я удивленно взглянул на нее:

— Ну да. А как вы догадались?

— Я так и думала. Заурядный медик нарочно использует свои иглы и прочие орудия пытки, чтобы заставить пациента поверить, что делает очень сложную работу, и содрать с него в два раза больше.

— На самом деле в пять-десять раз.

Она положила руку на мое запястье:

— Стало быть, вы бескорыстный идиот, который не хочет сколотить состояние?

Я опустил глаза.

— Это шутка, — прибавила Хелен Маккарти.

— Я могу задать вам вопрос?

Она поднялась, чтобы рассмотреть результат моей работы в зеркало. Потом сказала:

— Валяйте.

— Кто на вас напал?

— О, какой-то полоумный. У моего политического курса есть не только сторонники, отнюдь нет. У меня много врагов. В основном среди либералов. Тех, кто делает вид, будто защищает индивидуальную свободу. Это трусливые слабаки, которые видят во мне будущую Великую Инквизиторшу. Конечно, будь я мужчиной, все было бы иначе. Возьмите Руди Джулиани, мэра Нью-Йорка, с его нулевым уровнем толерантности, — думаете, кто-нибудь посмел бы его ударить? У меня есть дом в Неаполе, здесь я могу укрыться от толп журналистов и папарацци, которые осаждают меня в Майами, но увы — идиоты вроде нынешнего находятся повсюду.

Она повернулась ко мне, одновременно пытаясь изменить прическу таким образом, чтобы хоть частично закрыть след удара.

— Да, у меня радикальные методы. Я очень много и плодотворно сотрудничаю с ФБР. Аарон Альтман, директор подразделения ФБР в Майами, мой личный друг. Я без колебаний иду на самые жесткие меры, чтобы выжигать язву преступности, сурово наказывать сексуальных маньяков и изгонять весь подозрительный сброд за пределы моего города. И я намереваюсь в дальнейшем распространить эти методы на весь штат Флорида. Если преступникам это не нравится, пусть сами убираются отсюда заранее, пока я их не выставила.

— Это ваш основной предвыборный лозунг?

— Неофициально — да.

Я подумал о Шоне и о том блогошторме, разразившемся недавно в Интернете и направленном против Хелен Маккарти, о котором недавно рассказывала мне Конни. И вот теперь — надо же — я разговариваю с этой женщиной в реальности. У меня было странное ощущение.

Я расправил плечи, чтобы придать себе побольше уверенности, и сказал:

— Понимаю. Но я спрашивал все-таки о другом.

Она повернулась ко мне:

— Ах вот как?

— Мне бы стоило спросить иначе: кто вас избил? Точнее, избивал периодически? Потому что рана, которую я только что привел в порядок, у вас не единственная. У вас есть и другие, давно затянувшиеся. За ушами. У корней волос. На шее. На плечах. Должен признать, они почти незаметны, и обычный человек вряд ли разглядел бы их. Но любой врач их заметит. Вы были жертвой домашнего насилия, миссис Маккарти? Если это так, я хочу сказать, что никогда не поздно обратиться за помощью к профессионалу, который…

Она расхохоталась.

Чистосердечно, от всей души.

Я почувствовал, что краснею. Давно я не чувствовал себя таким идиотом.

— Бедный мой друг! — воскликнула она. — Вы и в самом деле подумали, что я из таких женщин?

Ее глаза превратились в два узких смертоносных лезвия, и я с ужасом осознал всю глубину своей ошибки, а заодно смысл выражения «политическое животное». У этой женщины был настоящий дар именно такого рода. В ней чувствовались такая сила и такая животная энергия, какие ни один, даже самый могущественный, соперник не смог бы сокрушить.

— Для того чтобы узнать о происхождении этих шрамов, — произнесла Хелен Маккарти, — вам достаточно было бы внимательнее почитать газеты. Я не делаю из этого никакой тайны. В моем прошлом не было ни мужа-насильника, ни отца-тирана — вы ведь именно об этом подумали, верно? Мой муж был прекрасным человеком, он умер и оставил мне большое состояние, упокой Господи его душу. Что до моего отца, он пастор. Он до сих пор жив и ведет жизнь, достойную настоящего святого. Разумеется, журналисты перемыли мне все кости, как и остальным кандидатам… Дело в том, что я попала в очень серьезную автокатастрофу. Когда приехали врачи, они вначале сочли меня мертвой. Но я боролась за жизнь и сумела выкарабкаться. Однако пришлось делать множество пластических операций — и сразу после, и еще в течение нескольких лет. Но я вернулась на свое место — на политическую сцену, под безжалостный свет софитов. Так что советую вам починить свой радар, вычисляющий «жертв домашнего насилия», — он барахлит. Я не из тех, кто позволяет так с собой обходиться.

Я молча кивнул, сгорая от стыда.