Цирк под одеялом

— Так и должно быть! — успокоила ее мастер. — Эффект впитывания! Увидите, обалдеете!

Ловко, всего за десять минут, обмазав Кирину голову странной субстанцией (уникальная формула, сама расползается по волосам!), мастерица завернула ее в полиэтилен, сверху нахлобучила старую вязаную шапочку голубого цвета с подозрительными желтыми разводами и сунула Киру под фен со словами:

— Грейся! Скоро подойду.

И исчезла. Кира грелась десять минут. Двадцать. Полчаса. Когда жжение на голове стало совсем уж невыносимым, Кира встала и пошла разыскивать своего мастера. Та обнаружилась в маленьком кафе по соседству. Она сидела прямо в рабочем халате с еще двумя тетками и пила чай с пирожками. И увидев Киру, застывшую возле ее стола в позе немого укора, кажется, очень удивилась.

— Девушка, а вы тут откуда? — хотела еще что-то спросить, но осеклась.

Тихо охнув, она вскочила со стула и потащила Киру мыться.

— Что же вы, девушка, так долго ждали! — упрекала она ее. — Как маленькая. Посидели немножко, видите, мастера нету, нужно было самой смекалку проявить. А вы досиделись, теперь даже не знаю, что и будет.

Кира тоже не знала. Но сердце ее томили неясные предчувствия. Впрочем, результат оказался не таким уж скверным. Часть волос окрасилась в ярко-малиновый цвет. Другие сделались нежно розовыми. А третьи занимали промежуточное положение между этими двумя оттенками. Но в целом получилось неплохо.

— А что, даже миленько получилось, — произнесла мастерица. — Вот оно мастерство что делает! Его же никакими силами не пропьешь! Очень даже симпатично получилось. С вас полторы тысячи за работу! И триста за саму краску.

Кира хотела возмутиться. По ее мнению, за тот сервис, который ей тут предоставили, не следовало платить и пятисот рублей. Но с другой стороны, голова выглядела изумительно. Розовые, малиновые и прочие пряди перемешались в живописном беспорядке. И производили впечатление интересного замысла.

И Кира заплатила.

— На чай бы еще прибавить, — произнесла мастер. — Пока вы тут красились, я одних пирожков рублей на сто умяла!

В итоге, Кира оставила в салоне две тысячи рублей. И чувствовала себя как-то странно. Как человек, который, с одной стороны, вроде бы сделал неплохую покупку. Но с другой… Гарантии-то на нее не было никакой. Всю дорогу до цирка Кира потихоньку дергала себя за свежеокрашенные пряди, проверяя, не отваливаются ли они.

Вроде бы пока все было в порядке. Волосы и не думали отваливаться. А эффект, который Кира произвела своим появлением на Лесю и всех окружающих баб, мигом заставил Киру забыть про все перенесенные ею в салоне красоты страхи и волнения.

— Тебе потрясающе идет! — ахала Леся. — Просто чудо! Как тебе удалось найти волшебника, который соорудил такую красоту? К Власе ездила?

— Нет.

— Потрясающе! Дай мне телефон этой чудесницы.

— Нет.

— Вредничаешь? — немедленно обиделась Леся.

Кира фыркнула. Но объяснять что к чему не стала. Леся бы ей могла и не поверить. А волосы Леси требовали к себе самого бережного отношения. Они были тонкими, нежными и пушистыми. И такого экстремального вида окраски могли просто не выдержать. Отвалились бы за милую душу. И что потом делать?

— Зачем тебе что-то искать? Ты и так прекрасно выглядишь.

Леся в самом деле покрасилась очень удачно. Солнечно-золотистый цвет играл на ее волосах. Но нет предела совершенству. И Леся теперь хотела такую же прическу, как у подруги. Кира упиралась. Леся обижалась. Конец спору положило появление Никитки.

Он шел от метро. И при виде их бывшего одноклассника у Киры вырвался тяжелый вздох. За что природа так неласкова к некоторым? Почему так обидела беднягу?

Сколько Кира себя помнила, он вечно страдал от прыщей. Даже когда все остальные дети еще щеголяли младенчески-нежной кожей, у Никитки щеки уже цвели либо диатезными пятнами, либо были усыпаны какой-то противной сыпью.

С возрастом ситуация нисколько не улучшилась, а только усугубилась. Диатезные пятна оказались невинными детскими шалостями по сравнению с теми прыщами, которые украсили щеки, лоб и нос Никитки по мере его полового созревания. Оно прошло, Никитка созрел, а прыщи остались. Да еще кожа Никитки покрылась какими-то оспинками и ямочками от выдавленных когда-то угрей.

Одним словом, даже одной только кожи лица было достаточно, чтобы парню распрощаться с надеждой найти себе девушку. А еще Никитка уродился таким кривоногим, что только степняк-скотовод, всю жизнь проводящий верхом на маленькой пузатой лошадке за объездом своих бескрайних пастбищ, позавидовал бы Никитке.

Все остальные смотрели на Никиткины ноги с плохо скрытым ужасом. Кривизна их была настолько велика, что даже просторные брюки не в силах были скрыть ее. Но Никитка их и не носил. С маниакальным упрямством он выбирал себе тесные, узкие джинсы, и казалось, что у него между ног оказался огромный надувной мяч. Только невидимый.

— Мама дорогая, — простонала Леся, увидев приближающегося Никитку. — Зачем он надел эти штаны? Он что, не понимает — они ему противопоказаны!