Цирк приехал!

— Нет, ты ответь. Бог грехи прощает? Замолить грех молено?

— Можно…

— Вот ты ради пионеров возьми грех на душу, а потом замоли!

Борьке пришлось согласиться. Аркадий Викентьевич рассмеялся ещё громче. Влас не выдержал:

— Что Аркадий Викентьевич все время смеется? Надо же понять… Человек рос без отца, без матери. Голодал, холодал. Да, Борька верил в бога, ну и что? Почему верил? Втемяшили ему с детства в башку его темную, чтобы боженьку слушался, вот он, дурак, и верил!

— И сейчас верю, и буду верить! — озлобился вдруг Борька и добавил: — Во веки веков. Вот!

— Видали какой? — обрадовался Аркадий Викентьевич. — Ай да пионер!

Все зашумели.

— Можно спросить Ваткина? — обратилась к вожатому Нина.

— Спрашивай!

— Неужели ты веришь, что по небу бог со святыми летает?

— Конечно, летает. А как же! И рай там есть.

— Так почему ни с одного цеппелина, ни с одного аэроплана их не видно? — не выдержал Влас.

— А они ещё выше, совсем на небесах, — не моргнув глазом, ответил Борька.

— А чем же они дышат там, на твоих небесах, дурак ты дурак, если там воздуха нет?

— Во-первых, ты не ругайся, а во-вторых, святым дышать совсем не обязательно, на то они и святые. А потом, может, там и воздух есть. Откуда ты знаешь, что там нет воздуха? Ты что, там был, что ли?

Влассплюнул.

— А на землю святые спускаются? — улыбнулся Коля.

— Заходят, конечно, — ответил Борька.

— Ты что же, их видел?

— Сам не видел, люди видели.

— А почему же до сих пор их никто не снял? — вмешался Валька Кадулин.

— А как ты их с небес снимешь? — возмутился Борька. — Так они тебе и дадутся!

— Почему, если святых видели, их до сих пор никто не сфотографировал? Почему ни одной карточки нет? — пристал Валька.

— А ты откуда знаешь, что нет? Может, у кого и есть! А потом, душу-то ведь не снимешь. Её и не видать вовсе!

— Вот видишь, Ваткин, совсем ты запутался, — сказал вожатый. — И ни одного святого ты сам не видел.

Борька надулся, засопел:

— Нет, видел! Сквозь прорезь! — Голос у него задрожал, в горле защекотало, но он выкрикнул: — Мощи нетленные Симеона Столпника! Вот!

И Борька горько заплакал.

Слово взял Аркадий Викентьевич. Он откашлялся и, протянув руку в сторону Борьки, сказал:

— Слезы, между прочим, есть соленая водичка. А соль нынче дешевая! И учти, что существует такая поговорка: «Москва слезам не верит!» У нас, правда, не Москва, а Пореченск, но и сибиряков слезой не прошибешь, не разжалобишь! Особенно пионеров!

— А Борька никого и не жалобит! — крикнул Влас.

— Ещё один выкрик, Шкапа, ещё одна выходка, и ты будешь удален отсюда! — пригрозил Аркадий Викентьевич. — Удален, как зуб!

Ребята зашумели. Вожатый сказал:

— Успокойтесь, ребята, мы во всем разберемся!

— Расцениваю такое поведение пионера Шкапа как желание сорвать ваш сбор, — продолжал возмущаться Аркадий Викентьевич. — Сорвать по-ли-ти-чес-кое мероприятие! Всех шумящих и мешающих следует расценивать как сообщников виновного! Куда вы, товарищ Плодухин, смотрите?

Ребята снова зашумели. Вожатый поморщился и зазвонил в колокольчик:

— Тихо!

— Пусть Ваткин ответит на вопрос, — сказал Аркадий Викентьевич. — Только на один вопрос. Ответит прямо, при всех!

Ребята насторожились.

— Ответь, Ваткин, — продолжал учитель, — ответь, что тебе дороже: крестик или галстук?

Стало очень тихо. Слышно было только, как скрипнул стул, с которого поднялся Борька, как застучали по полу тяжелые его башмаки. Борька медленно подошел к столу, молча снял с шеи галстук и положил его на стол.

— Что ты делаешь? — ахнула Нина.

— С ума сошел, Борька! — крикнул Влас.

— Подожди, Ваткин! — попытался остановить его Коля.

Но было поздно. Борька рванулся с места и опрометью бросился из дверей.

Борька бежал быстро. Миновав площадь, он перемахнул через забор и оказался в городском саду.

Борька заплакал и сел на скамью. Он просидел долго. Солнце спряталось за косматыми тучами. Подул ветер. На этой скамье и нашли его Влас, Нина и Александр Иванович.

— Ну что, все цирк ждешь? — ласково спросил Александр Иванович, присаживаясь рядом с Борькой.

Борька кивнул, глотая слезы. Помолчали.

— Ты понимаешь, Борис, что ты был неправ? — начал Александр Иванович.

— А что, Аркадий Викентьевич прав?

— Тоже неправ. Коля с ним из-за тебя, скажу по секрету, насмерть разругался. Но ты не имел права так поступать. Поэтому сам на себя пеняй!

— И на бога своего идиотского! — добавил Влас. Борька промолчал. Александр Иванович привстал со скамьи и оперся на палочку.

— Уверен я, настанет день, когда Борис сам от бога откажется. Поймёт. Меня сейчас другое волнует, ребята. Досадно, что забыл он торжественное обещание, забыл, что такое галстук пионерский.

— И ничего я не забыл! Красный галстук — это часть революционного красного знамени! — отчеканил Борька.

— А если помнишь, так ещё хуже! Как же ты мог галстук на стол швырнуть?

Борька насупился.

— Значит, часть знамени, говоришь?

— Часть знамени…

Учитель задумался. Потом спросил: — Твой отец воевал?

— Воевал.

— А где воевал, знаешь?

— С антоновцами.