Цирк уехал, а клоуны остались

И здесь произошло совсем уж непонятное: из стакана неожиданно потянулась вверх резвая струйка пара и раздалось характерное бульканье кипящей жидкости. Цезарь Кондратьевич взял стакан двумя пальцами и приподнял его на уровень глаз, чтобы присутствующим было видно, что вода кипит без обмана.

— Мне противопоказано пить холодную воду, — сказал он и медленно выпил кипяток. Чтобы не испортить полировку стола, Цезарь Кондратьевич пустой стакан поставил на подоконник.

— Клоун, — вытаращив глаза с тихой радостью произнес сержант и, дотронувшись до стакана, отдернул руку. — И правда, горячий!

— Это не фокус, молодые люди, — сказал Цезарь Кондратьевич. — Это слишком даже серьезно. И дальнейший разговор, вернее — монолог, мне удобнее будет записать на пленку, или бумагу (как вам будет угодно).

Лейтенант предпочел бумагу, так как магнитофона в районном пункте правопорядка не было, да и смешно, чтобы он там был. Он протянул задержанному листок бумаги и шариковую ручку, которую тот не взял. Цезарь Кондратьевич сделал несколько маховых движений ладонью по листу бумаги, будто стряхивая с него невидимые пылинки, и поднял лицо на лейтенанта.

— Еще, пожалуйста, один листик…

— А вы… — начал было лейтенант и осекся: лист на столе перед Цезарем Кондратьевичем был полностью заполнен ровными строчками типографского шрифта.

У старшины, смотревшего через плечо лейтенанта, отвисла челюсть.

— Вот это да! Цирк да и только…

Лейтенант вытащил из ящика стола несколько листов бумаги и протянул их Цезарю Кондратьевичу.

— Нет, спасибо, мне хватит и одного, — поблагодарил он лейтенанта и через две-три секунды он также был заполнен, как и первый, но только на три четверти.

— А этот для меня, пожалуйста, — умоляюще попросил сержант, подавая третий лист.

— Сколько угодно, — весело сказал Цезарь Кондратьевич и выполнил его просьбу.

— Не будем отвлекаться, — строго заметил лейтенант и, взяв все три листа, стал читать: