Цирк в шкатулке

Аделаида с недоумением посмотрела на белую лошадку: — Голубушка, какая шлея попала тебе под хвост? Разве я говорила хоть слово о твоей конюшне и твоем конюхе? Я философствовала о вечном и бренном, о благодарности и предательстве, о молодости и старости, о любви и о свободе… Кто мог подумать, что ты сделаешь такие поспешные выводы и поссоришься с человеком, который воспитывал тебя с детства? Я ожидала, что ты, напротив, оценишь, что, хотя в мире существует зло и конская колбаса, тебя окружают и окружали друзья.

Льдинка повесила голову и молча пошла восвояси. Теперь и Аделаида ее упрекает. Как все плохо получается.

А после обеда на столицу тихо опустился туман. Берега реки и сама река, колесо обозрения в городском парке, стальные трамвайные рельсы, скамьи, афишные тумбы, витрины, печные трубы, ограды, фонари, тележки мороженщиков и газетные киоски — все утонуло в мягком тумане.

Стало тихо. Редкие прохожие спешили по домам, пока еще туман не загустел настолько, чтоб стало опасно заблудиться в родном городе. На дверях магазинов и учреждений появились таблички «Закрыто на туман», замерло движение на улицах.

В такие дни, когда туман обволакивал город, каждого тянуло в теплый уют. Хозяйки пекли яблочные пироги и сахарные рогалики, на стол ставился парадный фарфоровый кофейник, зажигался камин, и вся семья (да, ведь глава семьи вернулся со службы ранее обычного) собиралась у стола за неспешным разговором.

Для Льдинки туман был очень кстати. Как раз под настроение. Она бродила по берегу, дышала туманом и думала: «Вот, на меня все обиделись, и я сейчас растворюсь в этом тумане, и никто меня не найдет. Потом, когда станет ясно, они вспомнят, быть может, что я была. И что я никого не хотела обижать — так уж получилось».

Она долго шла вперед, и вот под ее копытами, вместо песка и травы, оказалась мостовая. Тогда Льдинка поняла, что она бредет уже по какой-то городской улице.

Одна. Совершенно одна.

— Одна. Совершенно одна… — услышала Льдинка где-то совсем рядом.

Но кто это сказал? Неужели это ее внутренний голос заговорил вслух?

В тот день с самого утра королева закрылась в комнате принцессы.

— Послушай, — стучался король, — открой дверь, Ида. Я волнуюсь за тебя.

Но королева сказала, что ей надо побыть одной.

Король подходил к двери каждые полчаса.

Сперва, правда, король пытался заниматься всеми запланированными делами — приемом послов, совещаниями с министрами, обдумыванием внешней и внутренней политики. После завтрака он так и сказал сам себе (но громко, чтоб его слышали окружающие):

— Я — король. Личные горести не должны мешать мне выполнять свой долг. А долг каждого профессионала — делать свое дело, невзирая на сердечную боль. Иначе в государстве начнется хаос, иначе ты не работник, а некомпетентный и слабодушный человек. Грош тебе цена.

Но, помимо воли, он все время думал о пропавшей дочке и о горюющей жене, невольно прислушиваясь к любому звуку извне, и все валилось у него из рук.

Он рассеянно поинтересовался у министра транспорта, уродятся ли нынче летом хлеба, пробормотал что-то о расширении железных дорог на восток в разговоре с министром образования и предложил министру сельского хозяйства решить до начала осени вопрос с закупкой школьных мелков, не пачкающих руки.

А когда он взял из рук очередного посла верительную грамоту вверх ногами, чуть не разразился международный скандал. Скандал замяли, послу объяснили, что монарх нездоров, а король понял, что работать в полную силу сегодня он не способен.

Из важных государственных дел делались только самые неотложные, пачку бумаг, которую принесли королю, он подписал не читая.

— Я — король, — тихо вздохнул король после обеда. — Если случится что-то очень важное, к примеру, пограничный конфликт или извержение вулкана, я, конечно, буду вынужден отложить в сторону личные дела. Но пока ничего не случилось, я должен заняться проблемами своей семьи.

И король снова пошел к комнате Карамельки.

Он постучал и прислушался:

— Ида, впусти меня. Давай подумаем вместе, как ее вернуть? Давай пригласим… я не знаю, кого. Педагогов… Или философов. Или, может быть, астрономов: иные миры — это их дело. Посоветуемся. Может быть, кто-то из них знает, как вернуть человека оттуда…

На этих его словах дверь отворилась.

Королева посмотрела ему в глаза, лицо ее было грустным и бледным.

— Кто же может знать, как вернуть нашу дочь? Я звала ее весь день. Я пыталась рассмотреть ее следы в траве… Там… Ничего не получается. Твои астрономы — что они могут? Что могут они — если я ничего не могу?!

Она подняла вверх лицо, чтоб из ее глаз не пролились слезы.

Потом сказала очень тихо:

— Я пойду пройдусь по улице. Пропусти меня.

— Но я тебя не держу, — растерянно ответил король. — Только на улице туман, Ида. Ты простудишься и заблудишься.

— Какая разница, — ответила королева. А потом добавила: Ты знаешь, я все время боюсь уронить этот шарик. И разбить его.