Цирк зажигает огни

– Морской лев? – переспросил Непомнящий. – Видали мы такого зверя. Чуть ли не в Амурском лимане даже… А зачем и кому он нужен, мы не знали. С производственной точки зрения проку в нём никакого: жиру мало, шкура невелика… Короче говоря, взяли, да и выбросили в воду!

– Что же вы наделали! – воскликнул я. – Вы взяли и выбросили в воду пуд золота!

– Да, – сокрушённо протянул зверобой, – что же теперь делать-то? И сейчас нам на него идти несподручно. Наш кунгас приспособлен для белухи. Для неё и специальная снасть сделана. А за сивучем вашим надо идти в открытое море. Тут и сеть нужна помельче, и судно покрепче. А самое главное – приказ нужен. Из Главка. У нас и без того план по белухе велик!

В общем, я понял, что дело не в сети, не в суденышке, а в бумажке. Ничего нет удивительного. Как шутил герой одной комедии, «на том и стоим – на бумаге с печатью и стоим».

Пока шли телеграммы в Главк, пока там что-то согласовывалось, решалось, побережье затянулось густыми туманами. За белухой я пять раз вместе со зверобоями сходил – почти пятьсот хищников взяли! Я тоже, как заправский зверобой, стал этими показателями гордиться. А вот сивуч ни разу в сетку не попался… Зато мы с Юрием Владимировичем оба в разное время приняли морское дальневосточное крещение…

Беседа наша продолжалась, шла какими-то кругами, захватывая то одну сферу, то другую. И вот вольно или невольно вернулись мы на круги своя, на старую улицу Божедомку в Уголок зверей, пристань, от которой начались все жизненные маршруты Юрия Владимировича.

Элегия и ода славных дней

– Это всё путешествия, странствия, дороги… А если поставить вопрос иначе?..

– Я уже понял Вас, Николай Афанасьевич! Можете вопрос не формулировать. Вы хотите узнать о том, был ли у меня Дом, Дом с большой буквы, который, как мяк, звал меня все годы. Был, есть и останется навсегда. И Вы сами мне его назовёте! Это дом деда, Уголок зверей, бывший особняк принца Ольденбургского на старой Божедомке. Где бы я ни был, я мысленным взором охватываю его комнаты, залы, лестницы… Я иду по нему и вновь вижу перед собой этот земной рай, откуда сам себя изгонял по недомыслию и непониманию истинной ценности того богатства, которое мне уготовила судьба.

Больше всего я любил нашу парадную, нашу лестницу. На ней – уголок природы, отражённой в скульптурных образах животных первобытных времён. Всех этих динозавров и ихтиозавров вылепил из глины мой дед. Он словно приглашал посетителей заглянуть в прошлое мира зверей.

Музею была отдана правая часть особняка. Там в динамических позах застыли лучшие из четвероногих друзей Владимира Леонидовича, соучастники его трудов и славы: старый друг Топтыгин, верная собака Бишка, умница-обезьянка Гашка… Это не скульптуры, а чучела. Они казались мне такими натуральными, такими родными, что я воспринимал их как живые существа. О каждом из них можно рассказывать долгие и увлекательнейшие истории. Все они – герои дедушкиных представлений, книг, картин, фильмов…

В другой половине дома по всей дедушкиной квартире вплоть до бабушкиной спальни резвилась уйма живых зверьков и птиц. И среди этого шумного «народца», как любил говорить дед, жил и работал он – странный, необыкновенный человек, старый, весёлый клоун с лицом мудреца.

Сидит он в своём Уголке зверей и придумывает волшебные истории, в которых ворона играет роль кучера, страус – коня, гусь – солдата, курица – балерину, енот – прачку…

Иногда дед, испытывая мою мальчишескую храбрость, оставлял меня одного ночью в большом зале. Где-то ухал лесной филин, во мраке светились глаза какого-то хищника… Здесь было царство сказок наяву, да и сам дед казался не каким-то абстрактным магом и волшебником, а добрым сказочником. И вправду был он немного «неземным», непрактичным в житейских делах человеком. Например, не вникал в цены в магазинах и на рынке, не очень интересовался актуальными текущими, как мы сейчас говорим, животрепещущими новостями. Зато какому-нибудь занятному номеру мог отдать все силы и всё время без остатка. Помню, с каким увлечением он работал над номером «Оркестр». Слон крутил ручку шарманки, осел бил в литавры, морской лев дудел в рожок и бил ластом по барабану, пеликан под эти «сладостные» звуки вальсировал…

Запомнилась мне работа деда и над номером «Небывалая школа». Дед очень любил неожиданные сочетания животных. Вот и в свою школу он собрал очень разных учеников, которые в природе вместе не встречаются: в школе «учились» три морских льва, пеликан, слон и две собачки. Слона вызывают к доске. Он старательно пишет мелом палочки. Собачки лаем объявляют результаты математических упражнений. Морской лев стирает ластом с доски неправильные ответы. И никто никого не обижает, никто никого не трогает, не задирает. Тут и ребятам в обычных настоящих школах есть чему поучиться!