Читаем Циркадные рифмы полностью

столько важности мне осознать

на Земле было некогда, лень.

Припев

3 куплет

Уснёт на пороге гроза,

в моём доме поселится мир

и в уютном пледе для сна

я укутаю все свои дни.

Разолью по бокалам вина

да встречу гостей дорогих.

Пусть узнают они, что жива,

что люблю и готова простить.

Припев

Ребёнок

Внутри ребёнок вертится,

внутри ребёнок плачет,

а я ему: «Всё стерпится!»,

а я ему: «Удачи!»

Рисует солнце на песке,

рисуют лыжи на снегу,

жизнь моя течёт во мне,

а я стою на берегу.

И счастье бьётся волнами

о скалы неприступные,

какие ж птицы вольные

все, кто собой довольные.

В сугробе мечты

А ты всё пишешь невпопад,

а ты всё жарким сердцем молвишь,

уставив в бездну детский взгляд,

душа твоя, что ль не по росту?

А ты всё ищешь те слова,

качаешь образы и воздух,

тебя волнует лишь когда,

когда услышат голос сосны?

А их так много, что не счесть

и каждая стремится к небу,

и занят гулом пышный лес

и дела нет ему до пленных.

Прятки

Спрячу от любви глаза,

мне же больно, я жива.

Прекрати писать, звонить,

наше прошлое дразнить.

Я на острове потерь,

здесь нет солнца,

только тень

и под облаками слёз

прячу сердце,

прячу злость.

И я тоже не права.

Я мечтала, больше дел.

Ты пришёл издалека

и со мной, увы, сгорел.

Снится

Снится

спонтанность

и твоя дерзость.

Зачем, скажи?

Строим миры,

как миражи.

Соло гитары,

браво,

мой спутник,

на бис прошу,

не уходи.

Время

Время медленно течёт,

череда простых событий,

глянешь, новый поворот,

а за ним клубок открытий.

С неба в окна нам восход

дарит солнечные блики,

жизнь порой водоворот,

вертит придорожный листик.

Чуть задремлешь детвора

во дворе играет в мячик,

призадумался слегка –

тишина, зима, диванчик.

Вот и твой закат, как миг

приближает конец сказки.

Помнишь?

Как-то, вдруг, возник

огонёк надежды ясный.

Шаги по нитям

В душе родного вдохновения

я грею руки о костёр.

Сгорает уголь, летит пепел

и в глубине я слышу зов.

Там вечный страх потерь порывов,

там гул очередей больших,

а я в мучительной тревоге

боюсь, что не окликнет жизнь.

Так мало прожитых событий,

так много, будто, впереди

и на заре шагов по нитям

уставшие мне снятся дни.

Значение

Потерял рассвет значение,

алый видится закат,

голос тихий из забвения

зарождает в сердце страх.

И тоска горой высокой

заслоняет всякий вид,

и рекой ночной глубокой

тянет за течением вниз.

Сожалений пепел серый

и надежды холостой

покрывает дивный берег

жизни прожитой, другой.

За лесами вдохновений,

за полями смежных душ

на осколки бьётся время,

словно танцы в Мулен Руж.

А ты ведь предал…

Ты в моих пропущенных,

мой гордый нрав упёк.

Кто знает сколь отпущено

нам на двоих, как срок.

Терзания, сомнения,

уныния, восторг,

под небом болью венчаны

и дружен с нами бог.

Поверить в оправдание

в мельчайшее, детальное,

здесь просится мой долг.

Прости мои мгновения,

любовные затмения,

я душу рву с тобой.

И лики сожаления

и сны о честном времени,

как нити свяжут вновь

мне чистое прозрение

и сильный образ мой.

Меня обидеть заново,

как в землю снег втоптать,

теперь никто не сможет

со мною совладать.

Ты снова в пути

Ты снова в пути.

Этот блеск на оконной раме,

палата залита солнцем,

скажи: «Привет», — своей маме.

Улыбнись и кричи

живительной силой божьей,

глаза распахни

и чувствуй мир своей кожей.

Собирай здесь багаж

на груди у родного сердца,

этот миг твой карт-бланш

на искренность

данную детством.

И время покажет тебе

каков у судьбы был повод,

а все линии, верь,

расчерчены по основам.

Вдыхай равномерно

холодный и тёплый воздух

мы дети вдвойне,

когда пробьёт час отдать

свой последний голос.

Пепел

Смерть всего лишь пространство,

глянцевый мокрый асфальт,

колодец с тёмной водою,

яма, ящик и прах.

Прах на вид серый пепел –

конечность всего на Земле,

зола отражённого света

в сущности, бытие.

Вечности злой крематорий

сжигает всё на пути

и солнца лучи раскалённые

обнимут сердце внутри.

Зелье

В тишину минут, рассыпанных по жизни,

пары зелья долгих мук вдыхая,

улыбнёшься уголками губ ты,

участи своей, не понимая.

Самый лучший метод вдохновения -

разглядеть в лучах крупинки пыли

и смешать коктейль свой озарения,

и всучить его в объятия лиры.

Загляни за небо в бездну мыслей,

в омут утопающих надежд,

нам никто не обещал ответы

и нечестно требовать успех.

Оставь

И зачем услышала я тишину?

Я теперь с ней не расстанусь,

я в темную ночь к ней загляну

и навеки с нею останусь.

Зачем фонари бьют по глазам?

Они слепят будто специально,

чтоб не видела я, как тени ползут

на жизнь, что будет далее.

Снег заметёт твой поцелуй

и следы заметёт, словно не был.

Оставь мне меня такой же, как все

и его мне оставь, молю, Боже…

Прибой

Только шум прибоя

и любовь до гроба –

это всё, что нужно,

чтобы жить без боли.

Море цвета неба,

небо цвета моря,

если бы я не был,

то и ты тем более.

Жизнь,

всего лишь чувство,

воля и покорство,

и ещё искусство

на ресницах солнца.

И улыбка, вроде,

значит что-то большее,

ну, а может, просто

миг ею наполнен.

Происхождение

В мире пастельных тонов

каждый цвет — это Бог.

Палитра красочных сил,

в суть вонзившая клин,

растеклась по китайской бумаге.

След оставила тень

и воцарил тёмный день,

и печатает жизнь в типографии.

С ярким светом луны

нам позволено быть

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза