Цирцея

Скорчившись подле Главка, я заплакала. Рожденные наядами могут лить слезы целую вечность, и мне, кажется, нужна была вечность, чтобы выплеснуть все свое горе. Ничего не получилось. Ээт ошибся, нет никаких чудодейственных трав, и однажды я потеряю Главка навсегда, его прелесть, его бренная красота истлеет в земле. По небу катился своим путем отец. А глупые, вялые цветы качали головками. Я их возненавидела. Взяла охапку и выдрала с корнем. Изорвала лепестки. Изломала стебли. Влажные обрывки прилипали к моим ладоням, по рукам стекал сок. Аромат усилился, резкий, буйный, уксусный, как запах старого вина. Горячими, липкими руками я сорвала еще охапку. В ушах, как в улье, стояло темное гудение.

Трудно описать, что случилось потом. Проснулось знание, дремавшее в глубинах крови. Будто кто зашептал: сила этих цветов – в их соке, который может преобразить любое существо, явив его истинную суть.

Медлить и сомневаться я не стала. Солнце уже ушло за горизонт. Рот Главка приоткрылся во сне, я поднесла к нему охапку цветов и стала выжимать. Сок вытекал, накапливался. Одна за другой молочно-белые капли скатывались Главку в рот. Бусинка сока упала мимо, ему на губу, и я смахнула ее пальцем на язык. Главк закашлял. Твоя истинная суть, сказала я ему. Пусть проявится.

Нарвав еще охапку, я склонилась над ним. Все поле в него выжму, если придется. Но стоило подумать об этом, как по лицу Главка пробежала тень. На моих глазах она темнела. Стала коричневой, затем лиловой, расплылась словно синяк, и вот все тело Главка сделалось темно-синим, как море. Его руки, ноги, плечи раздувались. На подбородке пробивалась и быстро отрастала малахитовая борода. Хитон разошелся, и на груди образовались бугры. Я смотрела во все глаза. Это были ракушки.

– Главк! – прошептала я.

Рука его стала иной на ощупь, твердой, плотной, чуть прохладной. Я тряхнула ее. Проснись!

Он открыл глаза. И пока длился один вздох, лежал неподвижно. Потом вскочил, вздымаясь надо мной подобно штормовой волне, – морской бог, каким он и был всегда. Цирцея, воскликнул, я превращен!

* * *

Не время было идти в лес, привлекать его к себе на зеленом мху. От своей новой силы Главк просто обезумел, храпел, как бык, почуявший весну.

– Гляди! – Он вытягивал руки. – Ни болячек. Ни шрамов. И я не чувствую усталости. Впервые за всю свою жизнь не чувствую усталости! Целый океан могу переплыть. Хочу на себя посмотреть. Как я выгляжу?

– Как бог.

Он схватил меня за руки и закружил, его белые зубы сверкали на синем лице. Потом остановился, озаренный новой мыслью.

– Теперь я могу пойти с тобой. Могу пойти во дворцы богов. Ты отведешь меня?

Я не могла ему отказать. Повела к бабке. И хотя у меня слегка дрожали руки, произнесла заготовленную ложь. Он заснул на лугу и проснулся таким.

– Видно, мое желание сделать его бессмертным оказалось пророческим. С детьми моего отца такое случается.

Бабка едва слушала. Она ничего не заподозрила. Меня никогда ни в чем не подозревали.

– Брат! – воскликнула она, обнимая его. – Новоявленный брат! Это деяние богинь судьбы. Добро пожаловать, живи в моем дворце, пока не обретешь собственный.

По берегу мы больше не гуляли. Каждый день я проводила во дворце с богом Главком. Мы сидели на берегах сумеречной дедовой реки, и я знакомила Главка со всеми своими тетями, дядями, двоюродными братьями и сестрами, скороговоркой перечисляя нимф по именам, хотя до этих пор думала, что и не знаю, как их зовут. Они же обступали Главка и хором требовали поведать историю чудесного превращения. Он рассказывал все по порядку: как был в дурном настроении, как сон тяжелым камнем навалился на него, а потом сила, ниспосланная самими мойрами, богинями судьбы, подняла его вверх подобно гребнистой волне. Главк обнажал перед нимфами синюю грудь, стянутую божественными мускулами, показывал руки, гладкие, словно обкатанные прибоем ракушки.

– Глядите, как я врос в самого себя!

Мне так нравилось в эти минуты его лицо, сиявшее радостью и силой. Вместе с его грудью раздувалась и моя. Тянуло рассказать, что этот дар он получил от меня, но я видела, как приятно Главку считать свою божественную сущность лишь собственной заслугой, и не хотела это у него отнимать. Я по-прежнему мечтала лечь с ним в том темном лесу, но начинала думать и о большем, говорить про себя непривычные слова: женитьба, муж.

– Идем, – сказала я. – Нужно познакомить тебя с отцом и дедом.

Я сама выбрала ему одежду – в цветах, наилучшим образом оттенявших его кожу. Предупредила, как полагается проявлять учтивость, и, пока он ее проявлял, стояла в стороне и наблюдала. Главк отлично справился, и его похвалили. Отвели к титану Нерею, прежнему богу моря, а тот представил его Посейдону, своему новому господину. Вместе они помогли Главку создать подводный дворец, украсили его золотом и сокровищами затонувших кораблей.