Цитадель

Хотя у Стилмена еще имелись враги,- так, например, в 1929 году происки уволенного им лаборанта создали новый громкий скандал,-но он по крайней мере обеспечил себе некоторую неприкосновенность, дававшую ему возможность продолжать дело своей -жизни. Успех его не испортил, он оставался все тем же спокойным, сдержанным человеком, который почти двадцать пять лет тому назад разводил первые культуры на чердаке дома в Бикон-хилле.

А сейчас, сидя в ресторане отеля Брукса, он смотрел через стол на Эндрью с спокойным дружелюбием.

- Очень приятно,- сказал он,- очутиться в Англии.

Мне нравится ваша страна. У нас летом не так прохладно, как здесь.

- Вы, вероятно, приехали читать лекции?-спросил Эндрью.

Стилмен усмехнулся.

- Нет. Я больше не читаю лекций. Не знаю, покажется ли это вам тщеславием, если я скажу, что результаты моей работы говорят сами за себя? Как бы там ни было, я приехал сюда не для лекций. Вышло так, что ваш мистер Кренстон,- я имею в виду Герберта Кренстона, который выпускает такие прелестные маленькие автомобили,- с год тому назад приехал ко мне в Америку. Он всю жизнь был мучеником астмы, и мне... нам в институте удалось его вылечить. С тех пор он все время приставал ко мне, чтобы я приехал в Англию и открыл здесь маленькую клинику, наподобие нашей портлендской. И полгода назад я дал согласие.

Мы разработали план, и сейчас эта клиника - мы ее назвали "Бельвыо"-уже почти закончена. Она-в Чилтернских горах, вблизи Хай-Викема. Я должен ее открыть, затем передам ее Л^орленду - одному из моих ассистентов.

Откровенно говоря, я смотрю на это, как на эксперимент, очень многообещающий опыт применения моих методов в новых климатических условиях. Финансовая сторона меня не интересует.

Эндрью наклонился вперед.

- Все это очень интересно. Я бы хотел осмотреть вашу клинику.

- Вы приезжайте, когда у нас все будет готово. У нас будет проводиться радикальное лечение астмы. Этого хочет Кренстон. Кроме того, я сделал своей специальностью несколько форм первичного туберкулеза. Я говорю несколько,- он улыбнулся,- видите ли, я не забываю, что я, в сущности, только биофизик, мало знакомый с дыхательной системой. Да, так насчет ранних форм туберкулеза.

Это вам будет интересно. Я применяю новый метод пневмоторакса. Это подлинное достижение.

- Вы говорите о способе Эмиля-Вейля?

- Нет, нет. Мой гораздо лучше.- Лицо Стилмена просветлело.- Вы знаете, как неудобны аппараты с неподвижной бутылкой в тот момент, когда внутриплевральное давление уравновешивает давление жидкости и совершенно прекращается выход газа. Так вот, у нас в институте мы устроили камеру добавочного давления,- я вам ее покажу, когда вы приедете в Америку,через которую мы можем вводить газ при определенном отрицательном давлении сразу же, с самого начала.

- Но как насчет прибавления газа? - спросил Эндрью быстро.

- Мы полностью устраняем риск. Вот слушайте. Это замечательно ловко придумано. Вводя маленький бромоформовый манометр у самой иглы, мы устраняем разрежение.

Колебание в минус четырнадцать сантиметров дает только один кубический сантиметр газа у острия иглы. Наша игла имеет четырехходовое приспособление, которое действует лучше, чем зангмановское.

Эндрью был увлечен против воли.

- Вот оно что! Так вы хотите свести к нулю действие на плевру. Знаете, мистер Стилмен... мне странно, меня просто поражает, что все это исходит именно от вас.

О, простите меня, я не так выразился, но вы поймете, что я хочу сказать. Столько врачей, работая старым способом...

- Милый мой доктор,- ответил Стилмен с веселым огоньком в глазах,- не забывайте, что Карсон, первый человек, отстаивавший пневмоторакс, был только физиологом, писавшим популярные очерки.

Затем они погрузились в обсуждение технических подробностей, и это продолжалось до тех пор, пока Стилмен не посмотрел на часы и не воскликнул, что он уже на полчаса опоздал на свидание с Черстоиом.

Эндрью ушел из отеля Брукса возбужденный, заряженный энергией. Но вслед за этим пришла непонятная реакция, смятение, недовольство своей работой. "Я поддался влиянию этого человека",- говорил он себе с раздражением.

На Чесборо-террас он вернулся в не слишком приятном настроении, но когда подъехал к дому, сделал спокойное лицо. Новые отношения с Кристин требовали этой маски безразличия, так как у нее теперь всегда было такое покорное и замкнутое выражение лица, что Эндрью, как бы он ни кипел внутренне, чувствовал себя вынужденным отвечать тем же.

Казалось, Кристин ушла в. себя, живет какой-то своей внутренней жизнью, в которую ему нет доступа. Она много читала, писала письма. Раза два он, входя, заставал ее

играющей с Флорри в какую-то детскую игру цветными фишками. Она начала довольно часто ходить в церковь.

И это больше всего злило Эндрью.

В Блэнелли она каждое воскресенье ходила с миссис Уоткинс в приходскую церковь, но тогда это его не возмущало. Теперь же, враждебный, чужой ей, он видел в этом только лишнее доказательство пренебрежения к нему, не набожность, но жест, направленный против него.