Читаем Цитадель тамплиеров полностью

Граф де Ридфор, великий провизор граф де Бурже, Конрад Монферратский и другие владетели поставили свои шатры в отдалении от королевского. Брат Гийом смиренно следовал за Великим магистром. Его повозка давно уже двигалась в голове обоза. За нею изо дня в день следили из соседних повозок, и особо присматривали шпионы, переодетые оруженосцами, водоносами и маркитантами. Они докладывали одно и то же: монах ни с кем не общается и уклоняется от разговоров. Наученный горьким опытом, Великий магистр не верил ему. Де Труа следил за братом Гийомом, облачившись в одежды рыцаря ордена святого Лазаря. Это ему позволило не открывать лицо. Вместе с тем он не рисковал особенно приближаться к повозке брата Гийома.

В полусотню охраны обоза граф отбирал людей, прибывших в Палестину недавно, притом из Ирландии или Галиции. Чтобы рядом с монахом не появились его знакомые и чем-то ему обязанные.

Де Труа, не доверяя и рыцарям из конвоя, и шпионам де Ридфора, ждал, что вот-вот брат Гийом соскользнет с облучка и затеряется в утреннем тумане. Его мучила мысль, что все же монах каким-то образом направляет события. Являлось желание сзади подъехать и рубануть топором беззащитную голову брата Гийома… Увы!.. Он был убежден и убедил графа де Ридфора, что брат Гийом отправился с армией не для прогулок. Он что-то планирует и выжидает момента действовать. Оставалось следить за каждым его шагом в надежде перехватить его руку.

Великий магистр внимательно слушал суждения де Труа. В сущности, он боялся монаха. Имея под командованием пять тысяч вооруженных людей, заманив врага в гущу этой железной толпы, он страшился прикоснуться к нему. Будто отдаст приказ уничтожить брата Гийома, и тотчас все войско провалится в тартарары; тогда начнется самое страшное.

Шатер Великого магистра был разделен на несколько отсеков. В одном находилась походная кровать, в другом — походный стол. В третьем помещались телохранители, в четвертом — слуги. А позади в шатре был карман с отдельным входом на случай, если Великому магистру понадобится принять кого-то секретно. И на привалах ночами здесь появлялся Реми де Труа. Они говорили шепотом.

— Он не отходит от своей повозки, разве что по нужде, и то — редко, — шептал де Труа.

Де Ридфор оттягивал ворот своей кольчужной рубахи, она натирала кадык.

— Вы пришли рассказать, как работает его желудок? — как-то спросил он.

— Нет, разумеется, мессир. Но докладываю, что наш подопечный ни с кем не уединяется. Сам правит лошадьми и все такое. Словом, ведет себя по-прежнему.

— Может быть, зря мы к нему привязались? Что предлагаете?

— Я прошу у вас права дать мне право задерживать всех подозрительных.

— Как вы их будете определять?

— По их поведению. Сейчас у меня на примете двое таких. Одного я бы немедленно допросил. Он с виду — кузнец, но я не уверен…

— Что ж, допросите.

— А если не пожелает отвечать?

Граф поморщился.

— Намекаете на пыточный поезд?

— Да, мессир.

Речь шла о повозках с инструментами для пыток вражеских лазутчиков, презирающих смерть. Эти повозки ставили в стороне от лагеря, дабы крики пленников не тревожили христианских воинов.

— Мы в походе, де Труа, когда вы собираетесь заниматься этим? — вяло спросил де Ридфор, презиравший нерыцарские формы войны.

— Хотя бы и ночами. Вспомните госпиталь святош Иоанна. Надо знать, что затеял монах.

Не скрывая неудовольствия, граф согласился.

В тот же день подозреваемый попал в лапы угрюмых специалистов. Через несколько часов он сошел с ума. И прояснилось, что в самом деле это — кузнец. Палач огорчился. Де Труа не расстроился.

— Что нам делать с ним, сударь? — спросил палач. — Он — не жилец.

— Говоришь, он сошел с ума? Кончайте его, раз уж так. И хороните.

— Мы не хороним, сударь. Работа у нас другая.

— Ничего не поделаешь. Не устраивать же погребение со священником.

Палач ушел недовольный. Ему не нравился этот не снимающий шлема рыцарь.

С того дня армию Пои сопровождали ночами крики из обоза, где тащился пыточный поезд. Де Труа неистовствовал. Люди, вызывающие его подозрение, по большей части исчезали.

Де Труа не знал, осведомлен ли брат Гийом о его присутствии в армии. Считал, что догадывается. Одеяние рыцаря ордена святого Лазаря он перестал ощущать как защиту. Отлавливая потенциальных агентов брата Гийома, он заботился и о собственной безопасности.

— У вас есть, что мне сказать? — спросил при очередной встрече Великий магистр.

— Я очень хотел бы. Но… Видимо, люди монаха действуют умнее, чем мы считаем. Кого-нибудь я поймаю.

— Боюсь, что вы искалечите половину обозных. Некто де Липон публично жаловался на палачей, искалечивших его старого слугу.

— Этот старый слуга терся возле лошади монаха, будто доставая что-то из-под чепрака, мессир… Вы велите мне прекратить?

— Ничего я вам не велю, а советую быть осмотрительнее. Кстати, ко мне явился Гнако, палач. И сетовал.

— Чем я ему не угодил, мессир? Много работы? Мне казалось, что они любят свое дело.

— Людей Гнако угнетает не количество работы, а то, что нет результата, как они ни стараются.

Де Труа помотал головой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги