Цитадель тамплиеров

— А оруженосцы? — с надеждой спросил Анаэль.

— Оруженосцы Великого магистра, сенешаля, прецептора-казначея, комтуров и полноправных рыцарей ордена суть отпрыски благородных родов… Могут быть и бастарды, но — знаменитых особ. А ты… раб.

— Я законнорожденный!..

— Кто твой отец, кто твоя мать?

Анаэль опустил голову.

— Я их не знаю. Но знаю точно, что я — свободный человек.

Барон отмахнулся:

— Сейчас ты раб ордена.

— Может, меня можно выкупить?

Де Кренье задумался.

— Не слыхал о таком. Но за тебя потребуют от четырех до пяти бизантов.

— Я страшен, как смертный грех, может быть, хватит и двух бизантов?

Барон поморщился:

— У меня их нет.

Анаэль вовсе скис. Но тут барон вдруг произнес:

— Ты тварь и навоз под копытами рыцарского коня, однако хитрец попытался бы выставить себя в лучшем виде, назваться хоть худородным, но дворянином, — барон пожевал сочными губами. — По правде сказать, с тебя довольно того, что ты работаешь на конюшне в прохладе и сытости вместе со мной, вместо того чтобы жариться на солнце и общаться с плетью берберов. Но я попробую что-то сделать.

Анаэль робко поднял глаза.

— Только не вздумай надеяться. Сильно стараться не стану.

— Я понимаю, господин.

— Недели через две братья простят меня и вернут мне плащ, похищенный этими мусульманскими псами. Тогда и я замолвлю, может быть, за тебя… Пару слов. Но пока…

— А пока?

— Сбегай-ка к келарю, и я расскажу тебе о битве с сарацинами при Алеппо.

Анаэль сел на подстилке, не понимая, что происходит. Склонившийся над ним, неразличимый во тьме человек прошептал:

— Вставай и иди за мной.

В протухшем сарае бывший ассасин утратил способность спать чутко. Намаявшись в конюшне, он проваливался в сон, как в могилу.

Цепляясь за чьи-то ноги, отдавливая чьи-то руки, Анаэль выбрался наружу. В мире царила луна. Пыль во дворе серебрилась. Оглядевшись, раб обнаружил монаха-прислужника, вышедшего из тени. Он поманил за собой Анаэля, шаги его были беззвучны. За ним поднимались облачка пыли. Анаэль двинулся следом. Они миновали конюшню, кухни и обогнули капеллу. Сердце раба бешено колотилось.

Провожатый остановился у здания, назначение которого Анаэлю не было известно. В большой сводчатой двери отворилось квадратное окошко, громыхнул тяжелый засов, приотворилась массивная створка. Повинуясь жесту провожатого, раб шагнул внутрь.

Короткое путешествие по темному коридору.

Помещение было погружено в полумрак, в двух углах чадили светильники. Между ними, на дальней стене, белело большое полотнище. Посреди комнаты на столе горела в подсвечнике тонкая свеча. За столом, наклонясь, сидел человек в темной одежде. Он не писал, не читал, но явно был занят каким-то делом. Ему не следовало мешать.

Человек поднял голову, и Анаэль узнал его. Этот человек иногда бывал на заутрене в церкви, стоя в самом первом ряду рыцарей. Ему лет шестьдесят.

— Как тебя зовут? — спросил он.

Голос его был хриплым и неприятным. Да и вопрос не понравился Анаэлю. Он назвал себя — «Анаэль».

— Это не христианское имя.

— Я не знаю, кто мне его дал.

— Как звали твоего отца?

— Я не знаю ни своего отца, ни своей матери.

— Подойди ближе…

— Что с твоим лицом?

— Был пожар, покрывало, в которое я был закутан… — Анаэль не закончил фразу.

— Ты так уродлив, что я не могу определить, к какому племени могли принадлежать твои родители.

— Перед Богом все народы равны, нет ни эллина, ни иудея, говорит апостол Павел, — произнес недавно в сарае старик из Кесарии, плененный почему-то крестоносцами.

Этот текст сам собой выскочил из Анаэля.

— Мне рассказали, что ты направлялся к святой реке Иордан, когда натолкнулся на барона де Руа.

— Да, господин, я сообщил о цели своего путешествия благородному рыцарю, но он набросил аркан и поволок меня, как барана.

Щека сидящего дернулась.

Тебя это удивляет?

— Еще бы, ведь рыцари Святого Иерусалимского храма поклялись, что будут содействовать паломникам в посещении святых мест этой благословенной страны.

Тамплиер убрал нагар с фитиля.

— Ты говоришь верно, но то, что ты сказал, относится лишь к паломникам, что идут к Иордану и Иерусалиму с запада. Ты шел с востока.

Кровь бросилась в голову Анаэля, он покачнулся от неожиданности.

— При этом дикое имя… Оно ведь и не сарацинское. Может быть, иудейское?

Раб молчал.

— Знаешь, почему барон де Руа тебя сразу не убил?

— Почему, господин? — окаменевшими губами прошептал Анаэль.

— Он решил, что ты сумасшедший. Ведь только ненормальный мог с одной суковатой палкой в руках стать на дороге дюжины рыцарей. И я было согласился с бароном. Но с некоторых пор есть основание заподозрить, что ты нормален.

Анаэль исподлобья взглянул на сидящего за столом, не зная, чего ему, собственно, ждать от этого разговора.

— Судя по тому, как ты втерся в доверие господина де Кренье, тебя не стоит считать безумцем. Что же ты молчишь? Говори, и не бойся: если бы я решил, что ты похож на лазутчика, давно бы отдал тебя в пыточную. Ты не сумасшедший и не лазутчик, кто ты такой?

— Я христианин.

Щека тамплиера вновь дернулась.

— Я понял, ты хочешь, чтобы тебя таковым считали.