Вечера же неизменно проходили в комнате фурри. Удобно устроившись на мягкой подстилке, т'эрка выслушивала новости о происходящем за пределами комнатных стен. Харита вместе с Хеседом и Гебурой делились всем, чем только могли. Не упускали ни единой мелочи. Особенно детально проходило обсуждение Гремучей Пятёрки. Те делали вид, что им плевать на отсутствие, в пределах досягаемости, юной кагэми, но их глаза непрестанно искали свою цель. Но даже если они и догадывались о причастности фурри к её отсутствию, то поделать ничего с этим не могли. Даже пятеро представителей виа Сацуи не могли в открытом столкновении ничего противопоставить двум крупным кагэми виа Декен. А атаковать из-за спины кагэми не было смысла — все равно почувствует приближение своего собрата.
— Вы слышите это? — прервала девочка очередной спор Хеседа и Хариты.
— Что именно? — Гебура поднял голову, которая до этого покоилась на коленях девочки.
— Музыку. Я слышу её с первой своей ночи.
— Не только ты. Эти мелодии звучат каждую ночь в Цитадели, — Хесед запустил колючкой в макушку химеры. — Никто не знает её источника. Может это сама Цитадель её игрррает.
Разговор вернулся в прежнее русло, а девочка, прикрыв глаза, стала наслаждаться музыкой. Каждая нота несла больше, чем могло показаться на первый раз. Это была очень эмоциональная мелодия. Она затухала, точно музыкант был на грани смерти, то тут же снова возвращалась к живительным аккордам. Тональность менялась настолько непринуждённо, будто разницы между минором и мажором не было в природе. Малышка словно впитывала в себя каждый звук. Ах. Как же давно это было.
Девочка резко открыла глаза и подскочила с настила. Друзья удивлённо смотрели на т'эрку.
— Что-то случилось? — Гебура встал в полный рост.
— Мелодия… — отрешённо произнесла юная кагэми.
— Что?
— Мелодия! Я знаю её! — с этими словами малышка выскочила из комнаты-пещеры и помчалась вниз по ступеням. Выскочив из помещения, девочка направилась на звуки мелодии. Ей было плевать встретит ли она сейчас на своём пути Пятёрку или ещё кого хуже. Единственная вещь, которая волновала её сейчас — источник мелодии.
Подбежав к главному зданию, кагэми огляделась. Где же искать таинственного музыканта? Тут, словно ответом на её невысказанный вопрос, мелодия зазвучала с новой силой и ветер принёс её звуки со стороны деревьев. Девочка метнулась туда. Подбежав к краю сада, она лишь на мгновение остановилась перевести дух и начала пробираться вглубь. Сейчас она не смотрела по сторонам, не пыталась разглядеть чудесные растения. Её путь лежал дальше и глубже. Через некоторое время, малышка заметила впереди проблески света. Свет был слишком ярким для глубокой ночи и необычным. Чрезмерно… белым. Пройдя ещё немного, она замедлила ход от изумления. От яркости увиденного, ей пришлось прикрыть глаза. Перед ней предстали деревья, которые в прошлый раз казались девочке мёртвыми. Сейчас же они пылали жизнью. Причём, буквально. Стволы и ветки этих таинственных деревьев украшали наросты, которые больше походили на неоновые лампочки, нежели на живые листья. Их количество было столь велико, что освещало площадку перед ними, как при дневном свете. Пройдя сквозь светящуюся стену, кагэми вышла к небольшому озеру. Края его были выложены огромными валунами, а вода поступала благодаря импровизированному водопаду, представляющего собой холм из камней, высотой в три человеческих роста. На его вершине девочка и увидела исполнителя мелодии. От злости она сжала кулаки.
— Откуда?! — боль и гнев сквозили в крике. — Откуда вы знаете колыбельную моей матери?!
Мелодия оборвалась и лицо, пересечённое шрамом, повернулось в сторону юной кагэми. Хоть глаза и были скрыты под непроницаемой чёрной повязкой, ошибиться было нельзя — шиварец смотрел прямо в глаза своей тайро.
***
1 Укусила за хвост — наступила на больную мозоль/насолила
— Глава 8 —
***
Сидя на возвышение в позе лотоса, шиварец и сам напоминал каменное изваяние. На его лице не дрогнул ни единый мускул. В момент, когда к пруду вышла т'эрка, он по своему обыкновению играл на тодарге — шиварском струнно-духовом инструменте.
Он напоминал обыкновенную флейту, со складывающимися «плечами» как у арбалета. От плеч, или крыльев, как их называли шиварцы, к основанию шло по три струны с каждой стороны. В зависимости от того, распахнуты крылья или собраны, менялось и звучание инструмента. На тодарге обучали играть с раннего детства, но не каждый мог похвастаться ловким умением управлять им. Ансацу входил в число тех немногих, кто все же смог покорить сей инструмент.
Он ловко перебирал пальцами по струнам, одновременно вдыхая жизнь в тодарг. Музыка лилась из него нескончаемым потоком. И продолжала бы литься, если бы игру шиварца не потревожила малолетняя кагэми.
— Откуда?! — повторила свой вопрос девчонка.