Цитатник Юнга. Изречения, максимы, афоризмы

Как в начале христианской эры, так и сегодня мы снова стоим перед проблемой общей нравственной отсталости, которая не поспевает за нашим научным, техническим и общественным прогрессом. Слишком много поставлено на карту и слишком много зависит от психологического состояния современного человека. Способен ли он устоять перед искушением использовать свою силу для того, чтобы раздуть мировой пожар? Понимает ли он, по какому пути идет и какие выводы следует сделать из нынешней ситуации в мире и его собственной психологической ситуации? Знает ли он, что находится на грани утраты сохраняющего жизнь мифа о внутреннем человеке, который христианство сберегло для него? Понимает ли он, что его ждет, если эта катастрофа действительно произойдет? Способен ли он понять хотя бы то, что это действительно будет катастрофа? И, наконец, знает ли индивид, что он и есть та самая гиря, от которой зависит то, куда склонится чаша весов? (23, 119)

74

Вопрос, поставленный в свое время гностиками: «Откуда явилось зло?» – остался без ответа, и осторожное предположение Оригена о возможном искуплении дьявола было названо ересью. Сегодня мы вновь оказались перед этим вопросом, и мы стоим с пустыми руками, смущенные и растерянные, не в состоянии уяснить себе, что никакой миф не придет к нам на помощь, хоть мы нуждаемся в нем, как никогда. Мы страшимся политической обстановки; пугающие, я бы сказал, дьявольские успехи науки вселяют в нас ужас и тяжелые предчувствия, однако мы не видим выхода, и очень немногие понимают, что единственное наше спасение – в давно забытой человеческой душе. (6, 327)

75

Если поразмыслить о том, с какими мощными историческими предпосылками связана наша сокровеннейшая идея добрых намерений, то станет ясно, что в свете нашего прежнего мировоззрения приятнее упрекать себя в личной слабости, чем колебать идеалы. (19, 262)

76

Мы всегда пребываем в сомнении: имеются соображения за, которые приходится отбрасывать, и соображения против, которые приходится принимать. Всем нам хотелось бы сбежать от этой, по общему признанию, дискомфортной ситуации, но, делая это, мы всего лишь снова обнаруживаем, что оставшееся позади и было нами самими. Жить в вечном бегстве от себя – тяжкое дело, но жить в общении с собой – дело, предполагающее некое число христианских добродетелей, таких как терпение, любовь, вера, надежда, смирение, применять которые приходится к самим себе. Конечно, нет ничего лучшего, чем осчастливливать своего ближнего, применяя их к нему; однако демон самодовольства тут как тут, похлопывает нас по спине и заявляет: «Хорошо сработано!» А поскольку это – одна из великих психологических истин, для равного по величине числа людей она становится с ног на голову, – чтобы и дьяволу было за что зацепиться. Но делает ли нас счастливыми необходимость применять к нам самим указанные добродетели? Становлюсь ли я счастливым от того, что сам же выступаю получателем собственных даров – я сам, последний из числа моих собратьев, с кем я должен был бы сблизиться? Дает ли счастье вынужденное признание того, что я сам нуждаюсь во всем моем же собственном терпении, в моей любви, вере и даже смирении и что сам же я – свой дьявол, свой антагонист, всегда стремящийся к противоположности во всем? Способны ли мы на деле переносить самих себя? «Делать другим…» – справедливо в отношении не только добра, но и зла. (21, 251)

77

Никто не является совершенством. Вспомните изречение: «Никто не добр, кроме одного Бога» (Лука. – 18:19), да никто и не может быть таковым. Это иллюзия. Мы можем лишь скромно стремиться осуществить себя и достичь наибольшей возможной полноты своего человеческого бытия, у нас и с этим будет достаточно хлопот. (24, 137)

78

Взгляд, согласно которому мы можем просто повернуться ко злу спиной и таким образом избежать его, просто наивен. Такая страусиная политика не оказывает на реальность зла ни малейшего влияния. Зло суть необходимая противоположность добра, без которой никакого добра тоже бы не было. Невозможно даже помыслить зло несуществующим. (24, 242)

79

Печальная правда заключается в том, что жизнь человека состоит из комплекса неумолимых противоположностей: дня и ночи, рождения и смерти, счастья и страдания, добра и зла. Мы не уверены даже в том, что какое-то одно будет преобладать над другим, что добро победит зло или радость – боль. Жизнь – это поле битвы. Оно всегда существовало и всегда будет существовать, будь это не так, жизнь подошла бы к концу. (26, 96)

80

Мы попросту надеемся, что преобладает добро – так нам удобнее. Никому не дано определить, что представляло бы собой всеобщее благо. Сколь глубоко мы ни проникнем в относительность и шаткость наших моральных суждений, это все равно не сможет избавить нас от указанных недостатков, и те, кто считает себя стоящим над добром и злом, оказываются обычно наихудшими мучителями человечества, ибо их гложет боязнь собственной ущербности. (1, 64)

81