Цицерон

И все-таки первую крупную битву, битву при Диррахиу-ме, Помпей выиграл. Но почему-то он не стал преследовать врага, не захватил его лагерь, не воспользовался победой и свел ее на нет, «поврежденный в разуме божеством, и на сей раз, как и в других случаях в течение всей войны» (Арр. B.C., II, 67). Цезарь сказал тогда:

— Они победили бы, если бы у них было кому победить.

Генеральное сражение состоялось летом 48 года в Фессалии при Фарсале. Накануне ночью Помпей видел странный сон. Снилось ему, что входит он в какой-то огромный театр и народ встречает его восторженными рукоплесканиями, как в прежние счастливые дни. Потом он увидел себя самого украшающим храм Венеры Победительницы. Проснувшись, он недоумевал, радость или горе сулит ему ночное видение. С одной стороны, ликование толпы, казалось, предвещало удачу. Но, с другой стороны, украшал-то он храм Венеры, а она считалась прародительницей его врага. Не значит ли это, что победа над ним, Помпеем, украсит триумф Цезаря? А Цезарь видел ослепительный факел — он пронесся по ночному небу над его лагерем и упал на стоянку Помпея (Plut. Caes., 43; Pomp., 72).

Наутро состоялась эта великая битва. Она была жестокой и кровавой. Счастье отвернулось от республиканцев. Они были на голову разбиты. Это был конец Республики. «В тот день… от нас навеки ушла свобода и скрылась за Тигром и Рейном… Она позабыла нас, она дарит свои милости германцам и скифам, она более не смотрит на Италию! О, лучше бы италийцы ее никогда не знали! Рим, почему не был ты рабом с того дня, когда Ромул… не к добру при зловещих знаменьях заложил стены, до фарсальской резни! Судьба, я негодую на Брута[107]. Зачем мы так долго жили под властью законов и ежегодно избирали консулов?! Арабы, персы, все страны Востока счастливее нас — они никогда и не знали ничего, кроме тирании. Наш жребий самый ужасный из всех народов, покорных царям. Для нас рабство — позор… И мы воображаем, что Юпитер царит над миром? Неужели молниевержец мог смотреть с неба на фарсальскую бойню?» (Luc. Phars., VII, 431–448).

Этот крик вырвался из уст поэта Лукана, когда он закончил описание роковой битвы. А Цезарь насмешливо заметил, что после Фарсала Республика стала пустым звуком.

Помпей Великий

Когда Помпей увидел, что полки его бегут в беспорядке, что-то странное случилось с ним. «Он походит скорее всего на человека, которого божество лишило рассудка» (Plut. Caes., 43). Не пробуя остановить бегущих, он медленно побрел в лагерь, вошел в свою палатку и долго-долго сидел неподвижно. Наконец ему стали говорить, что враг уже в лагере. Он сказал только:

— Неужели уже дошло до лагеря?

Встал, накинул плащ и молча вышел. За его спиной слышались отчаянные вопли, это цеэарианцы, ворвавшись в лагерь, резали слуг и рабов. Помпей же сел на коня и пустил его вскачь. С ним рядом ехало всего несколько человек, остальные рассеялись кто куда. Спутники Помпея рассказывали потом, что всю дорогу он был как каменный и не промолвил ни слова. «В течение тридцати четырех лет он привык покорять всех неприятелей. Только теперь, на старости лет, он в первый раз узнал, что такое поражение и бегство», за один час потеряв всю свою славу.

Лето было в самом разгаре. Стояла страшная жара. Увидав горный поток, Помпей соскочил с коня, бросился ничком на землю и стал пить прямо из реки. Наконец они достигли моря. Помпей сел в первую попавшуюся рыбачью лодку. В порту на якоре стояло торговое римское судно. Капитан не был другом Помпея, он не был даже знаком с ним. Но сейчас, вглядевшись в человека, сидевшего в утлом челноке, он с изумлением узнал знаменитого полководца и разом понял, что произошло. Не колеблясь ни минуты, не говоря ни слова, он подошел к борту и протянул руку Помпею, помогая ему взойти на корабль.

Здесь на чужом корабле, потеряв все, Помпей заметил вдруг, что отношение к нему окружающих резко переменилось. Все начали оказывать ему молчаливые знаки внимания, никто более не издевался над ним и не упрекал его. Хозяин хлопотал вокруг него. На корабле он увидал своего вечного мучителя Фавония. Помпей наклонился, пытаясь развязать башмаки, но он так был измучен, что даже это было ему тяжело. Увидав это, Фавоний подбежал к нему и снял с него обувь. С того времени он служил Помпею, готовил ему еду и ходил за ним, как за ребенком.

Капитан спросил, куда ехать.

— В Амфиполь, — отвечал Помпей.

Из Амфиполя они поплыли в Митилены, где находилась Корнелия, жена Помпея, которую он обожал, с которой не мог расстаться ни на минуту и о которой думал непрерывно. Молодая женщина знала о недавней победе мужа, свято верила в его гений, со всех сторон слышала заверения, что уже через несколько дней война придет к счастливому концу, и теперь с нетерпением ожидала известия о полном успехе. И вдруг перед ней предстал мрачный, как ночь, вестник. Корнелия глянула ему в лицо и помертвела. Она поняла все прежде, чем он промолвил хоть слово. Наконец вестник сказал: