Читаем Цицерон и его время полностью

Если современникам — что, кстати, вполне естественно — не так легко было выделить подобную черту, то уже для ближайших потомков Цицерон выступает в первую очередь и главным образом в качестве стилиста. Начало такому представлению положил, быть может, сам Октавиан Август. Существует известный рассказ о том, как Август, к тому времени уже долголетний единодержавный правитель Римской империи, застал одного из своих внуков за чтением Цицерона. Застигнутый врасплох юноша, знавший, несомненно, некоторые подробности трагической гибели знаменитого оратора, пытался спрятать свиток в складках своей одежды. Август, однако, взял его в руки, некоторое время читал и затем, возвращая свиток, сказал: «Образованный был человек и мастер слова, дитя мое, а кроме того, горячо любил отечество».

Традиция сохранила для нас сведения о вражде — не называя ее причин — между Саллюстием и Цицероном. И хотя сохранившаяся инвектива («Декламация») Саллюстия против Цицерона, как и Цицероново выступление против Саллюстия, с достаточным основанием считаются упражнениями позднейших риторов, тем не менее этот факт говорит, во–первых, о том, что вражда между оратором и историком была широко известна, а во–вторых, что оба имени привлекали такое внимание даже во II в. н. э., что их взаимоотношения могли служить одной из «ходовых» тем для упражнений в школах ораторского искусства. Что касается упоминаний о Цицероне в Саллюстиевой монографии, посвященной заговору Катилины, то они имеют хоть и сдержанный, но вполне лояльный характер.

Явно отрицательно относился к Цицерону один из самых первых историков периода империи — Асиний Поллион. Но это и не удивительно: он был даже не столько цезарианцем, сколько антонианцем. Именно в его историческом произведении, фрагмент из которого дошел до нас благодаря Сенеке Старшему, и содержатся те весьма компрометирующие Цицерона данные относительно его намерения отказаться от авторства Филиппик. Но другой и более знаменитый историк, Тит Ливий, наоборот, был почитателем Цицерона и далее находился под определенным влиянием его воззрений на историю и задачи историка, высказанных в ряде диалогов («О законах», «Об ораторе», «Оратор»). Бесспорно влияние Цицерона и на стилистические особенности речей тех исторических деятелей, которым Ливий «предоставлял слово» в своем обширном историческом труде (более 400 речей в дошедших до нас книгах!).

Цицерон рано оказался и образцом и темой для ораторских упражнений в риторических школах; они в эпоху империи становятся единственным местом, где ораторское искусство еще находит себе применение. Наиболее распространенным видом подобных упражнений в красноречии были так называемые декламации, т.е. речи на вымышленные темы. Существовало два типа подобных «декламаций»: свазории, или увещевательные речи, и контроверсии, или речи, посвященные разбору какого–либо противоречия (например, междудолгом и чувством и т. п.). Техника «декламаций» была разработана весьма тщательно и детально.

Среди наиболее крупных и популярных риторов встречались как восторженные поклонники Цицерона, так и его критики. К последним принадлежал, например, ритор Цестий Пий, которого даже привлекали к суду за оскорбление имени Цицерона. Но Сенека Старший, наоборот, в «Свазориях» дает весьма идеализированную характеристику своего знаменитого предшественника и приводит цитаты из не дошедших до нас поэтических произведений, где Цицерон всячески восхваляется. Он же разбирает казус с Попилием, который принимал, как известно, участие в расправе над Цицероном, хотя тот спас его когда–то от обвинения в отцеубийстве.

Апологетически выступил в защиту Цицерона его памяти один из историков эпохи ранней империи — современник Тиберия Веллей Патеркул. Это выступление тем более интересно, что Веллей был уже убежденным сторонником нового режима, отказавшимся от республиканских иллюзий, но чтившим славное прошлое Рима. Он резко обвиняет Октавиана и Антония, а Цицерона именует «великим консулом и хранителем республики». Цицерон, уверяет Веллей, будет жить в памяти всех веков и «скорее исчезнет со света весь человеческий род, чем имя этого человека».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное