Цицианов

Турецкие паши укрывали беглых князей и беков по нескольким причинам. Во-первых, это была часть политической культуры пограничья феодальной поры, причем не только в Закавказье; во-вторых, временные иммигранты были не безответными овечками, а людьми с большим или меньшим влиянием, поэтому просто схватить их и передать, как пойманный скот, в руки властей сопредельной территории было не так просто. Наконец, в-третьих, обстановка быстро менялась, друзья в одночасье становились врагами и наоборот. Действовать решительно и быстро в таких условиях было просто неосмотрительно. Двойственная политика Мамед-паши в данном случае объяснялась еще и тем, что укрывательством беглых князей он зарабатывал очки в глазах грозного Баба-хана. Все это, а также многое другое приходилось учитывать П.Д. Цицианову в его деятельности на посту главнокомандующего. Здесь требовались точная, поистине ювелирная работа и глубокое знание и понимание всех особенностей Кавказа.

Собственные подчиненные доставляли главнокомандующему никак не меньше хлопот, чем своенравные грузинские дворяне и коварные правители сопредельных территорий. Как уже говорилось, Александр I решил назначить Цицианова в связи с крайне неуспешной деятельностью его предшественников — Кнорринга и Коваленского. В то же время, из соображений сохранения преемственности в управлении Грузией, царь дал понять Цицианову, что не приветствует немедленное удаление Коваленского из Тифлиса, хотя и предоставил генералу окончательное решение этого вопроса. Тем не менее князь решительно и без обиняков объявил Коваленскому о невозможности его дальнейшей службы в Грузии и написал «предложение», содержавшее указания на многочисленные его упущения. Судя по тональности и слогу представления министру внутренних дел Кочубею от 10 февраля 1803 года, Цицианов пришел в настоящее бешенство после посещения присутственных мест в Тифлисе. Оказалось, что Коваленский крайне редко появлялся на рабочем месте и правил краем «из домашней канцелярии». В двух экспедициях (исполнительной и казенной) царили такие же порядки, несколько лучше дела шли в экспедициях уголовной и гражданской[416]. Коваленский не согласился уйти без лишнего шума и подал рапорт об увольнении, в котором пенял Цицианову на его грубость. Особенно поразило действительного статского советника то, что генерал устроил ему разнос «при открытых дверях», в присутствии многих грузинских дворян и других посетителей, вследствие чего у Коваленского «усилились болезненные припадки по поводу поражения чувствительности неожидаемым и кажется не-заслуживаемым приемом». В ответ генерал заявил: «Ваш рапорт, испрашивающий увольнения, и не нужен был; нежной чувствительности вашей поражение, буде было непритворное, то, по крайней мере, было следствием той нечувствительности, которую вы полагали в здешних князьях, когда оскорбляли их поведением своим и тем заставили возненавидеть правление до такой степени, что я нашел страшное колебание умов против Российского правления; двери же я отворять приказываю по собранию князей ко мне ежедневно и при них работаю для того, чтоб они на меня так же не жаловались, как на ваше превосходительство, что по 5 дней вас не видали, и что нередко дожидающимся вашего лицезрения царевичам отказывали вы под предлогом тем, что времени нет их принять»[417]. Ковалевский продолжал сопротивляться. Он организовал отправку в Петербург жалоб на Цицианова со стороны отставного майора Гудимы и исправника Переславцева. Их бумаги в столице нашли неосновательными, а самих кляузников выдали новому главнокомандующему, разрешив даже предать их суду, если их поступки окажутся для того достаточными[418].