Цицианов

Для характеристики состояния административной системы тогдашней Грузии лучше всего подходит слово, обозначающее заведение, для которого порядок, субординация и образцовое ведение планово-отчетной документации, мягко говоря, нехарактерны. У французов, подаривших нам это слово, bordel также означает беспорядок. Сразу же по прибытии Цицианова в Тифлис обнаружилось, что нет сведений о расходе 10 тысяч рублей — бумаги о движении этой суммы исчезли, причем имелись свидетельства, что бумаг этих вообще не составлялось. Как закупался и как расходовался провиант на 15 тысяч рублей, тоже никто не мог ясно объяснить. Когда Цицианов поинтересовался о размере доходов от откупов и об использовании этого ресурса, его опять ждало разочарование: сколько откупа приносили и на что пошла эта часть казенных денег, никто не ведал. Чиновники в других регионах России тоже не проявляли равнодушия, когда мимо их рта проносили казенный пирог, но там почти всегда хищения с большей или меньшей старательностью прикрывались документацией. Бумага в сочетании с чернилами в умелых руках могла превратиться в разящий меч и волшебную броню, непроницаемый туман или яркий прожектор, указатель пути или непролазную топь, в которой безнадежно увязал самый страстный и неутомимый искатель правды. Казенные деньги на Кавказе делились между служащими не поровну и даже «не в пропорции чина». Тогдашнему «офисному планктону» звонкой монеты иногда вообще не доставалось: Коваленский выдавал им жалованье сукном, которое приходилось продавать на базаре с убытком[436]. По прибытии на новое место службы Цицианов обнаружил: казна Грузии находится в крайне плачевном состоянии и нет никаких надежд хотя бы на самообеспечение края. Ситуация усугублялась тем, что из-за нерасторопности финансового ведомства на несколько месяцев задерживалось жалованье местным чиновникам. О ходе дел красноречиво свидетельствует состояние уголовной экспедиции: чиновники вообще не появлялись на службе, поскольку из-за невыплаты жалованья голодали и не имели приличной одежды и обуви. В самой канцелярии не было сторожа, помещение не убиралось и не отапливалось несколько месяцев. Даже сам главнокомандующий фактически не имел средств для такого неотложного мероприятия, как отправка царской фамилии в Россию. Накопившиеся огромные недоимки не являлись резервом из-за обнищания населения, и потому наиболее рациональным ходом было их списание. Кроме того, многие подати, почти полностью оседавшие в карманах сборщиков, настоятельно требовали упразднения[437].

Как известно, в дореволюционной России военные (в том числе и отставные) являлись важнейшим резервом для пополнения кадров гражданской администрации. Кроме того, управленческая практика предполагала наличие некоторого количества офицеров «для поручений», то есть для выполнения заданий слишком разнообразных, чтобы можно было дать их должности более определенное название. Во внутренних губерниях и тем более в обеих столицах подыскать человека на эту должность не составляло труда, а вот в Грузии каждый поручик и майор был на счету и людей «доверенных и расторопных» (а какими еще могли быть офицеры!?) выделить страдавшие некомплектом полки не могли. Поэтому во всеподданнейшем рапорте от 27 апреля 1803 года Цицианов просил «отрядить в Грузию несколько штаб-офицеров для определения оных на убылые места по мере открывающихся вакансий и для других по службе непредвидимых употреблений…»[438]. Действия Цицианова получили поддержку в правительственных кругах. По крайней мере, о том пишет в своем письме от 9 мая 1803 года граф Воронцов: «С удовольствием удостоверяю вас, что оных (успехов Цицианова. — В.Л.) цену чувствуют здесь в полной мере и отдают должную справедливость дарованиям и деятельности вашей которых употребление столь выгодный дало оборот делам того края с самого в оный вашего прибытия. Здесь весьма пекутся о доставлении в руки ваши нужных пособий для успешнейшего окончания всего преднамеренного…»[439]