Павел I поначалу был откровенным противником вмешательства в кавказские дела. Он считал возможным одними дипломатическими мерами удерживать ханов от нападения на Грузию. При этом исключались значительные расходы на подкуп местных владык и посылка крупных воинских контингентов «с толикими неудобствами по отдаленности края сопряженная»[262]. Фактически Павел I пытался реанимировать Георгиевский трактат 1783 года, суть которого заключалась в сохранении суверенной Грузии под покровительством России. В инструкции, данной Коваленскому 16 апреля 1799 года, отдельным пунктом предписывалось всячески подталкивать Георгия XII к укреплению грузинских национальных вооруженных сил. О том, что русское командование искренне надеялось на это, свидетельствует переписка Лазарева и Кнорринга[263]. 8 сентября 1800 года генералу Лазареву поручалось «дать приметить царю (Георгию
Несмотря на миролюбивые заявления Петербурга, новый правитель Персии Баба-хан демонстрировал воинственные намерения. Лазутчики в один голос сообщали о сборе войск и других явных признаках скорого наступления. Персидский владыка открыл боевые действия против ханов, попытавшихся занять независимую позицию. Нервозность повышал и беглый царевич Александр, регулярно извещавший своих сторонников в Грузии, что он вот-вот вернется во главе огромного войска, данного ему Баба-ханом. Напряженность в отношениях между Персией и Грузией нарастала еще и по той причине, что царь Георгий XII обязывался вести международные переговоры только через русского «министра». Из-за этого условия он два года не посылал писем в Тегеран, чем вызвал там крайнее неудовольствие. Ссылки же на русско-грузинские соглашения ситуацию не облегчали, поскольку Баба-хан считал для себя оскорбительным общаться не с равной себе царственной особой, а с чиновником, пусть даже самым высокопоставленным.
Ситуация в 1800 году действительно сложилась критическая. Ожидалось нападение на Грузию сразу с трех сторон: на западных границах стояло имеретинское войско Соломона II, которого поддерживал ахалцыхский паша. С востока надвигалось десятитысячное ополчение Омар-хана Аварского. С юго-востока через долину Куры должен был нанести удар царевич Александр во главе персидских отрядов. Слухи о готовящемся вторжении породили в Грузии панику: все, кто мог, бежали в безопасные места, прекратился регулярный подвоз провианта в столицу. Георгий XII умолял императора прислать дополнительные силы, поскольку собственных сил для отражения агрессии у него не было. Как ни хотели в Петербурге уклониться от прямого участия в войне на Кавказе, но приказали подготовить к походу десять эскадронов драгун, девять батальонов пехоты и несколько батарей. Лазарев, уже хорошо знавший особенности местного театра боевых действий, сообщал о том, что регулярную кавалерию следует заменить казаками. К тому же обеспечение войск провиантом оставалось под вопросом. Грузинские чиновники, несмотря на свои заверения, не доставили в магазины ни одного зерна. Командир единственного полка, уже стоявшего в Тифлисе, сам организовал закупку хлеба для своих подчиненных на местных базарах. Лазарев, Кнорринг и Коваленский пытались убедить Георгия XII в необходимости мобилизации внутренних ресурсов страны, но царь упорно твердил, что единственная надежда его лично и всей Грузии — русские штыки. Собранное ополчение легко могло встать под знамена царевича Александра при восторженных криках населения, поскольку такой вариант развития событий спасал страну от разорительного набега персов.
Если угроза со стороны Персии осенью 1800 года оказалась явно преувеличенной, то сведения о подготовке нападения дагестанцев подтверждались. Омар-хан Аварский собрал многотысячное ополчение и перешел реку Алазань, считавшуюся границей между Джаро-Белоканской областью и Кахетией.