Цивилиzации

Появились и другие индейцы, верхом на неоседланных приземистых лошадях; вооружены они были копьями и окружали царя на коне, покрытом золоченой попоной: наездник держался так горделиво, что в его статусе не оставалось сомнений.

Царь этот, увенчанный ореолом славы, каким только опыт прожитых лет дополняет властный нрав, зовется Бехекио [11]; он утверждает, что состоит в родстве с великим правителем Каонабо, о котором нам все рассказывают. (Полагаю, что это и есть Великий Хан.)

Не желая выказать ни смятения, ни слабости, хотя в эту минуту положение наше казалось мне не из лучших, я выступил вперед и, обратившись к царю, в самых торжественных выражениях сообщил ему, что прислан монархами могущественнейшей державы, по другую сторону океана, которым следует подчиниться, и тогда он сможет пользоваться их защитой и благоволением. Но, видимо, индеец, бывший при мне толмачом, рассказал ему, что христиане прибыли с небес и ищут золото, ибо такие речи он вел при каждой нашей встрече с аборигенами и никак не мог в этом разувериться, что, впрочем, до сих пор служило нам скорее добрую службу.

Затем я спросил, где мои люди. Тогда по знаку царя привели моих матросов (и видно было, что некоторых недостает), а с ними – экипаж «Ниньи», и надо сказать, состояние этих людей оставляло желать лучшего. Я был крайне возмущен столь скверным обращением с христианами и пригрозил Бехекио самыми страшными карами, заверив, что мои повелители не потерпят подобного оскорбления. Не знаю, что из этого понял царь, но отвечал он, повысив голос. Если верить толмачу, он винил христиан в том, что многих индейцев забрали против их воли, разлучили с семьями и надругались над их женщинами.

Я заверил его, что индейцев увезли ради их же спасения и что мы, насколько могли, старались не разлучать семьи, а если христиане успели надругаться над женщинами из этих мест, то совершено это было без моего позволения и их следует наказать. Мне неведомо, как были изложены мои слова и как истолковал их Бехекио, но, услышав это, он велел схватить всех плененных им христиан – экипаж «Ниньи» и моряков с нефа, которые не сопровождали меня. Их связали у нас на глазах. А затем посреди деревенской площади, перед всеми собравшимися привязали к заранее поставленным столбам и отрезали им уши.

Я бессильно наблюдал за этой жестокой расправой, ведь индейцев было слишком много и они были слишком хорошо вооружены: что бы мы ни предприняли, это обрекло бы нас на верное растерзание.

Наконец Бехекио знаком велел мне и тем, с кем я пришел, удалиться. Я громко ответил, что мы ни за что не оставим христиан в столь ужасном положении, в руках язычников, не ведающих о спасении души и Святой Троице. Он позволил нам отвязать несчастных братьев, но, когда мы собрались вновь овладеть нашими судами, их стражи преградили нам путь к морю и каравелле на берегу. Бехекио знаками показал, что для возвращения на небеса, с коих мы сошли, в кораблях нет нужды.

Нам оставалось только углубиться в лес, вместе с ранеными и без лошадей.

Нас тридцать девять.

Воскресенье, 16 декабря

Господь наш, кладезь мудрости и милосердия, ниспослал нам испытание, но решил нас не покидать.

Долго блуждая по лесу, мы нашли другие деревни, брошенные индейцами, ибо они трусливы и идут против нас только из великого страха. На наше счастье, они оставили немало припасов, а в их круглых хижинах можно выхаживать раненых.

Висенте Яньесу, капитану «Ниньи», увечья на месте ушей причиняют большие страдания, как и всем покалеченным. Раны чернеют, есть умершие.

Пленным удалось узнать, что Бехекио родом из тех же мест, что и Каонабо, которого местные призвали, чтобы нас прогнать. Не знаю, за что они нас так ненавидят, ибо мы не совершили по отношению к ним ничего дурного, и я всегда следил, чтобы с ними хорошо обращались.

Индейцы, находившиеся в украденных у нас шлюпках, завладели нефом, застав команду врасплох: людей перебили или взяли в плен. Четверо моряков, которых я отправил предупредить экипаж, не добрались до места. Те, кто пережил нападение, подтвердили мне, что одолевшие их индейцы прекрасно вооружены.

Увидев вокруг целый рой каноэ и опасаясь абордажа, капитан «Ниньи» стал уходить и нашел убежище в гавани (куда затем привел нас касик), но там его захватили аборигены. Кто мог ожидать такого коварства от людей, которые ходят нагими?

На этот раз я приказал выстроить башню и укрепления понадежнее, а еще вырыть широкий ров. Висенте Яньес и все остальные сокрушаются и говорят, что живыми нам Испанию не видать. Но я уверен в обратном: если бы нам удалось восстановить силы и завладеть оружием, с оставшимися людьми и подкреплением Мартина Алонсо Пинсона, когда тот соизволит вспомнить, что обязан мне повиноваться, и явится после своей выходки, я покорил бы весь этот остров, который, полагаю, превосходит Португалию территорией и вдвое – населением, только оно здесь нагое и бесконечно трусливое, если не считать войско этого Бехекио. Так что я подумываю взять Бехекио хитростью, чтобы вернуть корабли, оружие и припасы.