Цивилизации

Во многих современных языках от названия «Фарос» образованы слова, означающие «лампа» и «маяк»[944]. Древние тексты прославляют маяк, помогающий морякам пройти через скалистый вход в гавань. Но это не был маяк в современном смысле. Он должен был не предупреждать корабли, а привлекать их. Фарос служил гигантской рекламой Александрии — это был самый яркий из проектов, благодаря которым недавно основанный город превратился в путеводную звезду всего Средиземноморья, в «величайший торговый центр обитаемого мира». Маяк возвышался на 330 футов. Его сверкающие белые стены были покрыты многочисленными статуями. Его гигантское зеркало из полированной бронзы, отражавшее днем солнце, а ночью — огонь, можно было — согласно надежным источникам — увидеть за 35 миль. Но маяк светил не столько ради кораблей, сколько ради самих александрийцев, он рассказывал о них миру, прославлял их царей и оповещал о том, как они гордятся своим городом, хвастал богатством их элиты и рекламировал их коммерческие ценности. В ожидании новых сведений, полученных археологами, мы можем воспользоваться древними описаниями, чтобы воссоздать не только облик самого Фароса, но и общество, которое он освещал.

Место для постройки города выбрал сам Александр Македонский, когда плыл вверх по реке, чтобы стать фараоном, опьяненный собственным божественным величием и одержимый идеей объединения греческой и египетской традиций. Ввиду отсутствия других материалов план города и места расположения храмов греческих и египетских богов были изображены на земле с помощью горсти зерен, что прорицатели тут же сочли предзнаменованием будущего процветания.

Когда мечтатель-завоеватель умер, а империю поделили между собой его военачальники, Египет достался самому успешному из них: Птолемей вернулся в Александрию, чтобы построить собственную столицу и гробницу для тела своего господина (самой дорогой реликвии эллинистического мира) подальше от места упокоения прежних фараонов, лицом к Греции. Он приказал проложить улицу шириной в 330 футов, украшенную на всем протяжении колоннадой, и построить занимающий более четверти города дворцовый комплекс, который включал бы не только царские апартаменты, но и архетипическое «научное пространство» — зоопарк, самую большую библиотеку западного мира и Мусейон, «жилище муз», где, согласно одному из критиков академической жизни, «книжные черви, запершись в своих каморках, получали еду и бесконечно спорили друг с другом»[945].

Остров Фарос, на котором стоял маяк, представлял собой Александрию в миниатюре. За его стенами теснились местные египтяне, которые казались готовыми для мумифицирования, но переняли греческий язык и культуру. Здесь можно было услышать характерный александрийский жаргон, который резал слух историку Полибию: «местные египтяне, вспыльчивые и дикие; толпа самоуверенных безжалостных купцов и граждане Александрии — смешанная порода, не вполне надежная, но греческая по происхождению и не забывшая греческий образ жизни»[946]. Этой общине переселенцев нужен был Фарос; лишенные корней хотели иметь символ своего единства; бродяги нуждались в магните, притягивавшем богатство, которого они жаждали.

Фарос отражал и притягивал это богатство. Корабли, приходившие на его свет, отдавали в виде налогов до 50 процентов предметов роскоши с Эгейского и Черного морей: родосские вина, афинский мед, понтийские орехи, византийские сушеные фрукты и рыбу, хиосский сыр. К 270 году до н. э., когда был построен маяк, торговля распространилась на Сицилию и южную Италию. К концу столетия в эту сферу вошли Галлия и Испания. Описания придворной жизни в правление Филадельфа, преемника Птолемея, когда проводились основные работы по строительству Фароса заполняют картины подавляющего изобилия: статуи Победы с золотыми крыльями, золотыми коронами и рогами изобилия, алтари, треножники и чаши для смешивания вина во время священных возлияний, статуи сатиров и чашников, все из золота, с занавесями и коврами из Персии и Финикии[947].

Фарос был построен Александрией придворной ради Александрии коммерческой. По единому мнению ученых последнего времени, инициатором и главным организатором строительства был Сосострат из Книда, придворный, чиновник и посол у Птолемея и Филадельфа. Его мир можно увидеть с помощью стихов Каллимаха, лауреата ранней Александрии, поэта, которому чаще всего подражали впоследствии. Это был двуликий мир. Одно лицо с самой низменной лестью обращалось к трону, воспевая апофеоз одной царицы или надругательство над локоном другой. Помещенный в царский храм в 216 году до н. э. ради благополучного возвращения царя из военного похода, этот локон в воображении Каллимаха был похищен ревнивой богиней любви и скрыт среди звезд.