Цивилизации

В старой карте, показывающей Индийский океан замкнутым сушей[1000], есть некая поэтическая истина, потому что выбраться из этого моря очень трудно. Не дошедшее до нас, но многократно цитируемое руководство по мореплаванию, восходящее по крайней мере к XII веку, предупреждает о «всепоглощающем море, которое делает возвращение невозможным» и в котором Александр создал грозящий образ с поднятой в предупреждении рукой: «Это plus ultra[1001] плаваний, и что лежит за морем, не знает ни один человек»[1002] Из этого океана трудно было выбраться, но не менее трудно было в него войти. Доступ с востока вряд ли возможен летом, когда тайфуны дуют в сторону подветренных берегов. До XVI века огромное пустое пространство соседнего Тихого океана предохраняло Индийский океан от проникновения из-за китайских морей. Попасть в океан с запада можно было только долгим и трудным путем вокруг южной Африки, пользуясь протухшим продовольствием и испорченной водой. Затем нужно было плыть с юга на север, но эти просторы летом охраняли сильнейшие штормы: человек, знающий репутацию этих вод, никогда не решился бы без очень важной причины плыть по ним в сезон ураганов между десятым и тридцатым градусами южной широты и шестидесятым и девяностым градусами восточной долготы. В самые лучшие времена подветренные берега оконечности Африки были усеяны обломками кораблекрушений. От аль-Масуди в X веке до Дуарте Барбозы в XVI веке авторы путеводителей по океану отмечают, что практически северная граница плавания — усеянные костями берега Наталя и Транскея, где люди, пережившие крушение португальских кораблей, написали «Трагическую историю моря»[1003].

Поэтому на протяжении почти всей истории океан оставался уделом народов, живших на его берегах, или тех, кто — подобно некоторым европейским и азиатским купцам — пришел из глубины континента, чтобы стать частью океанского мира. Но даже для таких закаленных людей плавание под парусами представляло собой опасность. Даже в часто посещаемых местах — в Бенгальском заливе и Аравийском море — круглый год бушуют штормы, и стоило кораблю выйти в океан, как ему угрожала эта опасность. Океаническая система щедро отводила время на плавание: с апреля по июнь для тех кораблей, что идут на восток, подгоняемые юго-западными муссонами, после чего на протяжении нескольких месяцев сильных ветров можно было плыть на запад, используя северо-восточные муссоны. Однако чтобы наилучшим образом воспользоваться этой системой, проплыть дальше и вернуться с товарами и прибылью быстрее, необходимо было двигаться в одном направлении в конце периода муссонов, чтобы уменьшить время, которое груженый корабль проводит в ожидании перемены ветров.

Такое расписание плаваний кажется скучным и действующим на нервы, но в парусную эпоху оно обозначало игру со смертью. Особенно в пути на восток: поздние муссоны пользовались у моряков дурной славой. Это ярко показывает отчет посла, который в XV веке отправился из Персии ко двору в Виджаянагаре. Посол задержался в Ормузе, ожидая времени отплытия, то есть чтобы прошли начало и середина сезона муссонов. Мы дождались исхода времени муссонов, когда следует опасаться бурь и нападений пиратов… Едва я почувствовал запах судна и понял, какие ужасы моря ждут меня, я упал в глубочайший обморок, и три дня лишь слабое дыхание свидетельствовало, что я еще жив. Когда я очнулся, купцы, моими близкие друзья, в один голос вскричали, что время для плавания упущено и что всякий, кто теперь выйдет в море, сам будет виноват в своей гибели[1004].

Наиболее опасное время ожидало и тех, кто начинал плавание изнутри Красного моря: чтобы воспользоваться северным ветром, который помогает выбраться из этого опасного и узкого «бутылочного горла», приходилось отплывать в июле и пересекать Аравийское море в августе. У такого тяжелого испытания было и одно преимущество: при сильном ветре весь путь до Индии, если он проделан благополучно, занимал всего восемнадцать-двадцать дней. Можно было избежать сезона ненастий, но тогда приходилось плыть против северо-восточного муссона. Дау, традиционный корабль Синдбада, был оснащен треугольными парусами, привязанными к реям, которые можно было поворачивать с каждым поворотом ветра: иными словами, такой корабль мог двигаться и против ветра, всего на несколько градусов отклоняясь от намеченного курса[1005].