До сих пор существует спор о том, кому принадлежит знаменитая фраза: «Laissez faire, kissez passer», ставшая позже лозунгом свободы торговли и невмешательства государства в экономику и тем самым принципом классической школы в политической экономии. В вольном переводе это выражение можно изложить примерно так: «Предоставьте (людям) делать свои дела, предоставьте (делам) идти своим ходом». Имеется мнение, что первая часть относится к свободе производства, а вторая – к свободе торговли. Фразу приписывают полностью или по частям то крупному купцу времени Людовика XIV Франсуа Лежандру, то маркизу д’Аржансону (30-е гг. XVIII в.), то другу Тюрго интенданту торговли Венсану Гурнэ. Но если Буагильбер и не придумал это выражение, то он четко выразил заключающуюся в нем идею. Он писал: «Надо лишь предоставить действовать природе…»
Как отмечал Маркс, у Буагильбера в понятие «laissez faire, laissez passer» еще не вкладывается тот эгоистический индивидуализм капиталиста-пред-принимателя, какой в него стали вкладывать позже. У него «это учение имеет еще нечто
Вместе с тем Буагильбер не отрицал экономических функций государства; это было немыслимо для такого реалиста и практика, каким он был. Он полагал, что государство, особенно с помощью разумной налоговой политики, может способствовать высокому уровню потребления и спроса в стране. Буагильбер понимал, что сбыт и производство товаров неизбежно застопорятся, если замедлится поток потребительских расходов. Он не замедлится, если бедняки будут больше зарабатывать и меньше отдавать в виде налогов, так как они склонны быстро тратить свой доход. Богачи же, напротив, склонны сберегать доход и тем самым обостряют трудности сбыта продукции.
Этот ход рассуждений Буагильбера важен с точки зрения развития экономической мысли в последующие столетия.
Исторически в буржуазной политической экономии сложились две принципиальные позиции по вопросу о главных факторах роста производства и богатства в капиталистическом обществе. Первая позиция сводилась к тому, что рост производства определяется исключительно размерами накопления (т. е. сбережений и капиталовложений). Что касается платежеспособного спроса, то это «само приложится». Далее эта концепция логически вела к отрицанию возможности экономических кризисов общего перепроизводства. Другая позиция делала упор на потребительский спрос как на фактор поддержания высоких темпов роста производства. Ее предшественником в известном смысле был Буагильбер. Такая трактовка, напротив, закономерно вела к проблеме экономических кризисов.
Правда, Буагильбер связывал «кризисы» (вернее, явления, подобные кризисам, характерным лишь для более поздней стадии развития капитализма) не столько с внутренними закономерностями хозяйства, сколько с плохой государственной политикой. Его можно понять и так, что при хорошей политике недостатка спроса и кризисов можно избежать. Неполнота и противоречивость взглядов Буагильбера по этому вопросу позволяют разным историкам экономической мысли противоположно трактовать роль Буагильбера. Француз Анри Дени пишет, что концепция Буагильбера в конечном счете сводится к невозможности кризисов при свободе конкуренции, а потому она «подготавливает (если уже не содержит) знаменитый «закон рынков», приписываемый Жану Батисту Сэю, согласно которому в системе, основанной на свободном обмене продуктов, никогда не может быть перепроизводства продуктов»[4]
. Напротив, Шумпетер подчеркивает, что Буагильбер видел в недостатке потребительского спроса и излишке сбережений угрозу стабильности капиталистической экономики и причину кризисов, вследствие чего он является предшественником критиков «закона Сэя», в частности Кейнса[5].Как бы то ни было, в своей главной теоретической работе «Рассуждение о природе богатства, денег и податей» Буагильбер ярко и образно показал, что происходит при экономическом кризисе. Люди могут умирать не только от недостатка, но и от избытка благ! Представьте себе, говорил он, 10 или 12 человек, прикованных цепями на расстоянии друг от друга. У одного много пищи, но нет ничего больше; у другого избыток одежды, у третьего – напитков и т. д. Но обменяться между собой они не могут: цепи – это внешние, непонятные людям экономические силы, вызывающие кризисы. Эта картина гибели при изобилии вызывает в памяти факты XX в.: молоко, выливаемое в море, кукурузу, сжигаемую в топках паровозов, – и это среди безработицы и нищеты.