Цивилизации Америки, Великие географические открытия и колониальное хозяйство, генезис капитализма и становление классической политэкономии, великие

По Парижу ходило множество куплетов, анекдотов и карикатур, в которых издевались над Л о, а заодно и над регентом. Герцог Бурбон, наживший, по слухам, 25 млн. ливров на спекуляциях с акциями и вовремя вложивший их в материальные ценности, уверял Ло, что теперь ему не грозит опасность: парижане не убивают тех, над кем смеются. Но Ло имел основание думать по-другому и не появлялся иначе как под надежной охраной, хотя министерский пост был у него уже отнят. Парижский парламент, который всегда был в оппозиции к Ло, требовал судить его и повесить. Приближенные герцога предлагали, по крайней мере, упрятать его в Бастилию. Филипп стал понимать, что лучше отделаться от своего любимца, чтобы как-то успокоить страсти. Его последней милостью было разрешение Ло покинуть Францию. В декабре 1720 г. Джон Ло с сыном, оставив в Париже жену, дочь и брата, тайно выехал в Брюссель. Все его имущество было вскоре конфисковано и использовано для удовлетворения кредиторов.

Что означали система Ло и ее крах с социальной точки зрения? Об этом спорят уже 250 лет.

В XVIII в. Ло в основном ругали, но в этом было больше морального негодования, чем трезвого анализа. В середине прошлого столетия Луи Блан в его «Истории французской революции» и другие социалисты «реабилитировали» Ло. По мнению Луи Блана, Ло нападал на золото и серебро как на «деньги богачей» и хотел наполнить обращение «деньгами бедняков» – бумажными. Своим всеобъемлющим банком и торговой монополией Ло якобы стремился утвердить социалистический принцип ассоциации в противовес буржуазному принципу безжалостной конкуренции. Луи Блан изображал некоторые экономические меры Ло как сознательную политику, направленную на облегчение жизни трудового люда.

Это довольно далеко от истины. В том виде, в каком Ло хотел внедрить принцип ассоциации, это чисто буржуазный принцип. Он противостоит вовсе не капитализму, а феодализму с его косным делением общества на сословия, отсутствием социальной мобильности людей. Ло хотел ассоциировать и уравнять любых акционеров своей компании и клиентов своего банка – аристократов и буржуа, ремесленников и дельцов, но ассоциировать их как капиталистов.

Своей системой Ло готовил то, что капитализм в полной мере осуществил позже: «Буржуазия сыграла в истории чрезвычайно революционную роль».

«Буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его «естественным повелителям», и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана»[14].

В этом смысле Ло был прогрессивным деятелем. Но Ло не был защитником угнетенных классов даже в том ограниченном смысле, в каком им был Буагильбер. В его сочинениях мы не найдем того искреннего сочувствия к народу, к крестьянству, которое украшает руанца. Да это и несовместимо с личностью авантюриста, игрока, спекулянта. Ло выражал интересы крупной денежной буржуазии. На ее предпринимательский дух он возлагал надежды. Такова была и его политика. Он до конца поддерживал акции своей компании, которыми владели крупные капиталисты, бросив на произвол судьбы банкноты, распространенные среди широких слоев.

Система и ее крах вызвали немалое перераспределение богатства и дохода. Это еще более подорвало положение дворянства, которое распродавало поместья и особняки, чтобы принять участие в спекуляции. События эпохи регентства ослабили монархию.

С другой стороны, финансовая магия Ло ударила по городской бедноте, которая жестоко страдала от дороговизны. Когда бумажные деньги были поставлены вне закона, оказалось, что очень значительная их часть мелкими суммами скопилась у ремесленников, торговцев, прислуги и даже у крестьян.

Важным социальным результатом системы Ло было возвышение нуворишей, сумевших сохранить богатство, нажитое на бешеных спекуляциях.

После своего бегства из Парижа Ло прожил восемь лет. Он был беден. Конечно, не так беден, как человек, умирающий с голоду, а как человек, который не всегда имеет собственный выезд и снимает не особняк, а скромную квартиру. Он был бездомен, но жизнь изгнанника и странника он вел всю свою жизнь. Ему не пришлось больше увидеть жену (с которой он, впрочем, так и не успел обвенчаться) и дочь: его не пускали во Францию, а их не выпускали оттуда.

Первые годы он не терял надежду вернуться, оправдать себя и продолжить свою деятельность. Он засыпал регента письмами, в которых вновь и вновь все объяснял и обосновывал. В этих письмах суть его экономических идей осталась прежней, он только предполагал действовать более осторожно и терпеливо.