Вот, я заболел. Я представил вам молодого Лабарну как того, кому надлежит в будущем сидеть на троне; я, царь, назвал его сыном, я обнял его, я возвысил его, я заботился о нем неустанно. Но он показал себя молодым человеком, недостойным моего взгляда: он не проливал слез, не сочувствовал, он был холоден и бессердечен. Тогда я, царь, призвал его к моему ложу. Так, больше я не могу относиться к племяннику как к сыну! На слова царя он не обращал внимания, а к словам своей матери прислушивался, змея! Братья и сестры говорили ему злое, и к этим словам он тоже прислушивался. Но я, царь, узнал об этом; и тогда я ответил на удар ударом. Теперь все кончено! Он больше не сын. Тогда его мать заревела как вол: «Мою грудь вырвали живьем! Его погубили, и ты убьешь его!» Но я, царь, разве я когда-нибудь делал ему дурное? Разве я не сделал его жрецом? Я всегда почитал его, думая о его благе. Но он не исполнял царскую волю с любовью. Как мог он, следуя собственной прихоти, испытывать любовь к жителям Хаттусы?..[28]
Смотрите, Мурсили теперь мой сын! Его вы должны признать, посадить его на трон. В его сердце бог вложил богатые дары… В случае войны или бунта будьте же при нем, о мои слуги, и вы, вожди граждан… До сих пор никто (из моей семьи) не выполнил моей воли. Но ты выполни, о Мурсили, ты, сын мой. Следуй словам своего отца!Кто из других восточных владык, которых мы до сих пор встречали, мог обратиться с такой просьбой? Кто из них признал бы так открыто, что собственная семья отказывается ему подчиняться? Выдвигалось предположение, что «Завещание» на самом деле представляет собой назидательный текст, предназначенный для воспитания принцев и написанный значительно позже. Вообще, эта гипотеза представляется не слишком вероятной, но даже если это так, – тем более типичными оказываются его черты.
Таким образом, царь у хеттов – первый среди равных, вождь, обладающий ограниченной властью и подчиняющийся совету знати; этот совет возлагает на него власть, и он же может лишить монарха власти. Впервые на Древнем Востоке мы встречаем власть, которую дают человеку другие люди: царь у хеттов не бог, как у египтян, и не представитель бога на земле, как в Месопотамии. Он больше похож на средневекового германского вождя, чем на восточного владыку. Точно так же имеется у хеттов свое представление и о политическом владычестве, не соответствующее ни месопотамской идее вселенского царства, ни египетской системе колонизации. Хетты заключают с завоеванными народами договоры и с помощью этих договоров политически привязывают их к себе. Поэтому на политическом уровне мы видим результат еще одной характерной хеттской мысли: новое отношение к международному праву. Хетты переносят свою внутреннюю феодальную систему в сферу внешней политики; получается своего рода федерализм, воспроизводящий в некоторой степени феодальную структуру.