Цивилизации древней Европы

Эти два предприятия имели различные последствия. Последствия экспансии на юге сказались незамедлительно. Тарент и другие города Великой Греции, ограниченные условиями союза, пробудили склонность римлян к морской торговле и морскому господству, которая проявилась еще во время первого договора с Карфагеном. Завоевание Южной Италии, а затем Сицилии (264–212 гг. до н. э.)[41] превратило Рим в морскую державу. С Апеннинского полуострова он мог контролировать одновременно Запад и Восток. Рим вынужден был направить свои войска и силы своих италийских союзников на поля сражений, простиравшиеся от Испании до Передней Азии и от Галлии до Африки. В связи с этим развивалась сеть дипломатических отношений, охватившая почти весь древний мир. С другой стороны, контролирование городов и народов, которые ассимилировали добрую часть греческого искусства и культурной мысли, оживило древние греко-латинские культурные отношения. Упадок побежденной Этрурии лишил этот древний очаг цивилизации всякой способности влиять на Рим.

Теперь, наоборот, Рим навязывает Этрурии некоторые особенности, например в сфере погребального искусства: прежде всего это проявляется в портретах, мемориальных изображениях и надписях на гробницах и саркофагах. Этрусская аристократия романизировалась, вопреки враждебной настроенности некоторых групп этрусского населения, оскорбленных этой зависимостью. Во всяком случае, принятие греческой культуры стало для Рима политической необходимостью: это был способ выйти за пределы италийской среды, включиться в международную жизнь, расширить отношения с миром, где в культурном плане господствовал эллинизм. В ходе экспансии Рим воспринял школу греков. Ее представителем был родившийся в Таренте Ливий Андроник, который создал первые образцы римской литературы. Выходец из Кампании Гней Невий сложил первую национальную поэму, тогда как Квинт Энний, полугрек из Рудии, используя гомеровский гекзаметр, воспел историю Рима в своих эпических «Анналах». Комедия и трагедия — palliata и cothurnata, заимствованные из Греции, — распространили литературную культуру Греции II в. до н. э. в народной среде. Однако в просвещенной среде столицы вспыхнула борьба между защитниками национальной традиции и сторонниками эллинизации. Имена Катона Старшего и Сципионов фигурируют во всех воспоминаниях современников. За этой культурной и литературной дискуссией в действительности скрывался глубокий политический и социальный кризис, который задевал mos majorum — сами основы традиционных отношений между гражданами и государством. И вновь речь шла о болезни роста.

В ходе Второй Пунической войны союзные отношения, которые связывали Ганнибала и Филиппа V Македонского (221–179 гг. до н. э.), втянули Рим в войны на Востоке, так же как чуть раньше открытие в Испании «второго фронта» против карфагенян подтолкнуло его к завоеванию Западного Средиземноморья. Эта двойная экспансия придала новое значение, новый масштаб завоевательной политике Рима. Здесь кстати пришелся человек, который в одной-единственной перспективе объял все безграничное пространство новых проблем, — Сципиор Старший, первый «универсальный человек» римской истории. Победив Карфаген после установления римского господства в Испании, он стал инициатором новой политики в отношении Востока. Опорные пункты империи оказались распространены повсеместно. Сципион стал также, в отличие от Катона и традиционалистов, убежденным сторонником культурной интеграции Рима с эллинизмом. Но эти перемены — novae res — во всех отношениях путали римский господствующий класс, который испытывал отвращение к радикальным мерам. Его политика, чередующая осмотрительность и уступки, крестьянская недоверчивость натолкнулись теперь на мощный прогрессистский импульс. Дерзость Сципиона противостояла выжидательности Фабия. Однако противоречие между этими двумя позициями не было непримиримым. Превосходство эллинистического мира заключалось прежде всего в активности духа, а превосходство римского — в способности к организации. Нужно было синтезировать эти начала в мировом масштабе. Для создания новых необходимых отношений римляне воспользовались длительным опытом, приобретенным Италией. Опыт Великой Греции в целом соответствовал лишь «домашней» форме эллинизации, но в результате войн на Востоке она приобрела более широкий и ясный характер, став мощным катализатором грандиозного синтеза, который приведет к созданию империи. Рим стал пропагандистом эллинизма на Западе, одновременно осуществляя культурную интеграцию на своем собственном пространстве. В Италии это особенно ощущалось в искусстве; изменения проявились в Этрурии, Кампании, Лации и в самом Риме, где было создано наиболее значительное собрание произведений классического и эллинистического искусства. Кроме того, влияние Греции, адаптируясь, впрочем, к своеобразию и потребностям каждой культурной среды, находило здесь свой способ выражения.