Цивилизации древней Европы

Административное нивелирование, как правило, датируется эпохой империи. Старые провинции и провинции, созданные заново, приобрели в то время единообразный облик, на котором иногда акцентируют внимание, чтобы подчеркнуть римское единство. На самом деле, если и был позитивный аспект в римской организации, он заключался, возможно, в том, что допускалось сохранение локального прошлого и навязывались только внешние рамки, без которых не встал бы вопрос об истинном гражданском сообществе. Система кадастров и налогов, проведение крупных общественных работ и строительство обширной дорожной сети, интеграция провинций в экономическую жизнь предшествовали появлению того общественного сознания, которое позволит говорить о цивилизационном единстве. Политика и администрация взяли верх в действиях Рима над моральными ценностями. Именно поэтому покоренные народы долгое время сохраняли дух, который им присущ, и иногда продолжали играть историческую роль, такую незначительную в грандиозных рамках романского мира. Размах и скорость римской экспансии предоставили провинциям возможность ассимиляции. Осуществлялась вербовка в легионы и вспомогательные войска, служба в которых значительно уменьшала различия между завоевателями и завоеванными. Римское правительство добивалось ассимиляции местной элиты, которая очень быстро романизировалась, даже юридически, приняв право римского гражданства. Осмотрительность Августа заметно ослабляла революционные порывы политики социальной интеграции, начатой Цезарем; однако сам Август интенсифицировал урбанизацию и попытался организовать массы, внедряя общественную жизнь в лоно городов. Эта программа частично потерпела неудачу, особенно в Трех Галлиях, но позволила, вне всякого сомнения, многочисленным европейским народам, от Испании до Балканского полуострова, перейти от протоисторической стадии к исторической. Радиус действия этой политики был тем более широким, что урбанизм не ограничился основанием колоний, но равным образом способствовал образованию центров городского типа у племен, живших в сельской местности.

Однако романизация распространялась не только посредством элиты и городов: военная служба сближала римских граждан с италийскими и провинциальными социумами. В каждой армии достигалось, как свидетельствуют факты, единство духа и тела, которому военная дисциплина придала моральное и политическое значение, и легионы стали политической силой, зависящей от командиров и поддерживающей их в борьбе за власть. Армию сопровождали гетерогенные элементы, образовывавшие canabae — поселения, которые появлялись около лагерей легионеров и в которых жили ремесленники, разносчики, трактирщики, а также множество предпринимателей, откупщиков, должностных служащих различных ступеней, — это было смешение иммигрантов и коренных жителей, свободнорожденных и вольноотпущенников, характерное для мира, где экономические и бюрократические категории постепенно оказались выше юридических и этнических различий. Таким образом, романизация, которую нужно рассматривать как всеобъемлющий феномен, проявляется здесь на уровне среды, в которой не говорили на изящном латинском языке, созданном элитой, но общались на простой, грубой латыни — sermo rusticus et militaris[54] солдат, крестьян, работников, той разновидности общего языка, расцвеченной специфическими выражениями, неологизмами, которой суждено будет сформировать основы романских языков. Это лингвистическое влияние имеет, на мой взгляд, определяющее значение для понимания истинного смысла исторического феномена романизации, которая не ограничивалась теми яркими, удивительными проявлениями, из которых рождались риторические построения.

Таким образом, романизация развивалась двумя параллельными путями: первый, более быстрый, оставил грандиозные свидетельства; второй, более медленный, не так легко проследить по памятникам и историческим документам. Один привел к единообразию культуры, которая осталась относительно формальной и затрагивала только достаточно узкие круги на большей части империи, другой — к более глубокому и широкому процессу, отражающему восприятие нюансов и вариаций. Большое искушение сказать в заключение, что последствия одного феномена ощущались прежде всего в рамках античного мира, тогда как последствия другого с большим богатством проявятся в будущем. Прежде чем сразу же анализировать различные аспекты данного вопроса, хотелось бы осветить некоторые проблемы и покончить с предубеждениями, которые сегодня могут исказить нашу точку зрения. Среди них два предубеждения столь же противоположны, сколь глубоко укоренены: с одной стороны, утверждается, что единственно черты доримских этносов обусловили культурное своеобразие каждой территории, с другой — вся цивилизация романизированного мира связывается исключительно с римским влиянием. Тем не менее оба тезиса крайне ценные, если не доводить их до крайности, поскольку романизация — результат сложного цивилизационного процесса.