Цивилизация

— Да нет, чутьё как раз не возражало. Возражал здравый смысл. Восток — богат и культурен, Запад — беден и дик. Это же знает каждый образованный эллин! Что там делать среди нищих дикарей гетере из Коринфа?

— Ну, три выпускницы вашей Школы нашли себе место в жизни и в Испании.

— Аглея Массилийская и Хития Спартанская? Меропа рассказывала мне о них, но у меня просто в голове не укладывалось, как такое вообще возможно. И потом, они же отправились туда не сами, а их увезли какие-то знакомые ей заезжие испанцы…

— Зря ты не доверилась ей — она нашла бы провожатых и для тебя.

— Может быть, но я не могла ждать, пока она их найдёт. Ты представляешь, что это такое — быть иеродулой при коринфском храме Афродиты?

— Особенно в её праздник? Видел…

— Ты говорил, кстати, о трёх. Кто третья?

— Клеопатра Не Та… тьфу, Милетская.

— Я слыхала и о ней. Но она разве не в Италию уехала?

— В Италию, но оттуда тоже перебралась в Испанию, и с ней их там теперь три.

— А почему она, кстати, Не Та?

— Та — это Сирийка. Она, правда, не гетера и даже никогда не была в Коринфе, но легко ли быть знаменитее царицы Египта, нося такое же имя? — Мелея расхохоталась.

В общем, встать мы соизволили только к завтраку. В зале уже, как и следовало ожидать, "сменили пластинку". Сидящая рядом с Володей вчерашняя шалава как раз в тот момент увлечённо делилась с ним "совершенно точными" сведениями о похищении аж пятидесяти людей Ганнибала, включая пять его наложниц и добрый десяток незаконных детей, и спецназер едва удерживал серьёзное выражение морды лица, поскольку знал, что на самом деле их там ВСЕХ и десятка не набиралось. Кидонийка, услыхав такую чушь, выпала в осадок, я тут же облапил её так, чтобы любому было ясно, что шепчу я ей сейчас на ушко исключительно сальности, ну и шепнул, что "нас там не было, и мы ничего не знаем". Где-то к середине завтрака нашлись гении, сопоставившие утопление законной семьи Ганнибала с похищением незаконной, прозвучала версия о запугивании его, а затем о взятии заложников, всплыл и факт расплаты ряженых пиратских шпиенов в забегаловке новенькими монетами с профилем Эвмена Пергамского, и с этого момента конспирологов было уже не остановить. Вольноотпущенница Федры Александрийской под строжайшим секретом сообщила Васькину о возможной смерти Циклопа, но подробностей она ещё не знала и даже не была уверена, правда это или сплетни. Но ближе к концу завтрака всему залу уже "разведка донесла" о том, что Одноглазый таки самоотравился при свидетелях, в числе которых были и Прусий-младший — естественно, вместе с Андромахой Фиванской, и Дионисия Херсонесская — ага, с начальником царской дворцовой стражи, её нынешним любовником, и что похороны покойника назначены уже на сегодня. Большинство баб, как водится, тут же переключилось на обсуждения нарядов и украшений этих Андромахи и Дионисии, о которых знали "совершенно точно", как и о том, что у этих гетер буквально каждая деталь их наряда со скрытым смыслом, и когда они судачили об этих смыслах, то и мы-то ухмылялись, вольноотпущенница александрийки прыскала в кулачок, а Мелея и вовсе прикрыла рот руками, маскируя беззвучный смех. Но доедая наш завтрак, мы ещё застали рождение новой конспирологической версии, что никакое это не самоубийство, а самое натуральное убийство последней надёжи и опоры Вифинии шпиенами Эвмена, а спешка с похоронами — это заметание следов преступления наводнившими весь царский дворец их сообщниками-предателями. Когда на другом конце зала кто-то предположил, что едва ли Эвмен Пергамский опустился бы до подобной ерунды, когда за его спиной и так стоит Рим, так "пособника предателей" тут же "разоблачили" урря-патриоты, и дело там чуть было не дошло до нешуточной драки…

Хоронить Ганнибала начали где-то в районе обеда, как и было запланировано. В результате успевшие уже проголодаться высокие гости не особенно-то и настаивали на затягивании церемонии, так что там со всеми речами уложились в пару часов и перешли к поминальной пирушке. Мы как раз спокойно дообедали и заценили свежайшие версии от конспирологов уже о римском заказе, поохали и повозмущались коварными вражинами вместе со всеми, когда там уже закруглялись с торжественной частью, саркофаг уже несли в погреб, а каменщики мешали известь, готовясь приступить к замуровыванию входа. А когда мы собрались и уже выходили, до нас донеслось и завистливое шушуканье шалав о тряпках и побрякушках присутствовавших на церемонии высококлассных гетер. Об их скрытом смысле мы уже слушать не стали — нас ожидало дело поважнее.